Это смотря с какой стороны посмотреть
Ладно, заканчиваю флудить, начинаю выкладывать проду, ибо автор дает согласие

Эл медленно поднял на меня глаза и нехотя взял халат. Я забралась с ногами на кровать и села рядом, настороженно вглядываясь в его лицо.
-О чем ты думаешь?-спросила я и осознала, что это, наверное, самый тупой вопрос, кроме, может быть, "ты спишь?".
-Об убийствах, - без выражения ответил Эл.
-Об этих несчастных? - уточнила я.
-Не совсем.
-А о каких?
Эл пошевелил пальцами на ногах.
-Знаешь дело о Кире, которое взволновало весь Интерпол? - спросил он.
-Ну?
-Этот парень...Кира...Его звали Лайт.
-Да, слышала по телеку.
-Ну вот. Мне интересно, что с ним стало. Ведь он не может попасть ни в рай, ни в ад.
-Зафиг тебе знать о судьбе этого грязного убийцы? - спросила я и тут же поняла, что совершила большую ошибку.
Эл посмотрел на меня, как на врага всего человечества.
-Пойди, сделай мне чая,- довольно обиженно сказал он,- а когда вернешься, я попробую объяснить.
-Угу. С чем?- я прикинулась радушной хозяйкой.
-С сахаром.
Я пожала плечами. С сахаром, значит с сахаром, мне не жалко.
Я прошла на кухню. Мама как раз выключала свет.
-Тебе чего, солнышко?
-Чаю пришла сделать...
-С чем?
-С сахаром.
-С сахаром?
-С сахаром.
-...на хлеб или на булку?
-В чашечки, мама, в чашечки.
-А...Ну давай, спаивай нашего детектива отваром из национальной травы древнего Китая, а я пошла спать.
Мама поцеловала меня в щеку и поморщилась:
-Какие у тебя щеки холодные.
-Они и при жизни не теплые были, -усмехнулась я. Мама рассмеялась и ушла в свою комнату.
Я не вижу нужды описывать, как я делала чай, ибо процесс этот неинтересен и каждому знаком. Скажу лишь, что когда я его доделала, волосы у Эл совсем высохли и сидел он в своей любимоу позе на моей(!) кровати с неизвестно откуда-то взявшимся котом Гадом в руках. Он задумчиво глядил кота, но оторвался, чтобы взять чашку.
-Мне разрешили увидеть Лайта перед смертью, -продолжил он начатый разговор,- и я бы наверное заплакал, если бы мог, наверное,...
-но почему?
-Он и есть тот самый единственный друг ,Лиза.
Несколько секунд я внимательно смотрела в лицо Эл, мгновенно превративщееся из непроницаемого в грустное и задумчивое.
-Да-да-да, кончечно, всё это грустно и печально, - нервно начала я,- но соль в том, чтот он перебил кучу людей, в том числе и тебя, а ты, вместо того, чтобы радоваться своему воскрешению, жалеешь этого несчастного, заблудившегося морально человечешку, которому помочь ты уже не в силах. И вообще, не идёт тебе рассуждать в духе эмо-подростка. Выпил чай? Поставь чашку. Гад, пшёл вон. на горшок и в конуру.
-Наверное, ты права, - задумчиво пробормотал Л, и уже более осмысленно взглянул на меня, - Где я буду спать?
Нет, вы это слышали?! Вот уж наглость!
-На полу! - бодро ответила я.
-Ты с ума сошла? - возмутился Л, - Там же холодно!
-Тогда со мной, - бросила я, заранее зная, что он не согласиться. Но Л,как всегда, сделал то, чего я от него не ожидала.
-Ну ладно, - протянул он, - только чур не храпеть.
Я опешила.
-Т..ты согласен со мной спать?
Л поморгал.
-Ну... да, а что тут такого? ТОлько ты трусы мои прогладь утюгом, а?
-ну хорошо, - смилостивилась я, - так уж и быть.
Грохоча на всю квартиру, я вытащила из-за шкафа видавшую виды ржавую гладильную доску, из комода выволокла утюг (запутавшись, конечно, в проводке) и с грехом пополам прогладила мокрые труселя. Л, довольный, надел их и снял халат.
Он оказался, как я и предполагала, худой и бледный. В свете синего торшера (за каким-то фигом купленного мамой) его кожа и волосы отливали болезненной голубизной. Л уселся на кровать и закрыл глаза.
-Ну? - строго спросила я.
-Что "ну"? - переспросил Л.
-Ложись! - повелительно сказала я.
-Как?
Этот простой вопрос поставил меня в тупик.
-Э... Ну, руки-ноги вытяни, а потом - бряк! - и лежи.
Детектив не проникся. Тогда я села рядом и повалила его на подушку. Ноги Рюзаки сжимать не перестал, на его лице читалось недоумение собаки павлова.
-Теперь ноги вытяни, - он повиновался, не меняя выражения. Я легла рядом, стараясь не смотреть на него и не касаться; на советской кушетке это было довольно сложно.
-Удобно? – издевательским тоном спросила я. Железные прутья немилосердно впивались в бок и я втайне злорадствовала, что этот неотёсанный, бесчувственный чурбан (обливаюсь слезами раскаяния, но на моём месте любая бы вышла из себя!) чувствует то же самое.
Л поморщился.
-В таком положении мои дедуктивные способности падают на 46%. – с неподдельным раздражением сообщил он.
-Ну и фиг бы с ним. – зло сказала я, повернулась к нему спиной и изобразила спящую. Я почти спиной ощутила озадаченный взгляд Рюзаки и его великую думу на челе. В окне плыла луна, потом она вспыхнула, разлетелась миллионном птиц и я заснула.
Снились мне странные вещи.
Я увидела, что весь мой дом, сверху донизу засыпали огромные, явно генно-модифицированные красные яблоки. И я сижу среди них и лупаю глазами, а где-то в глубине дома скользит странная чёрная тень. Я встаю, оскальзываюсь и вдруг обнаруживаю, что яблоки – вовсе не яблоки, а провода. Цепляясь за провода, я выползаю к компьютору. На экране какая-то странная буковка таким шрифтом, что фиг поймёшь. В, кажется. Английское.
Потом я слышу свой голос и не узнаю его. Я куда-то падаю, охаю, приземляюсь на кровать с мягкими эмо-игрушками (мишками без глаз, куколками с перерезанными венами и т.д.) и чувствую, что у меня окончательно снесло крышу. Я сижу на диване, жру что-то нелицеприятное и режусь в псп, непонятно зачем. Причем, когда я проснулась, я не могла вспомнить название игры, но до сих пор как сейчас вижу данные: ваша жизнь – 57%, жизнь врага – 49%. Я протягиваю руку за гамбургером, но откуда-то появляются шоколадки, причём не успеваю я съесть хотя бы одну, как всё преображается, озаряется светом вспышки и гремит взрыв, которого я не слышу.
Очутяюсь (ну нет другого глагола!) я в полной темноте, если не считать каких-то белых хлопьев, летящих на меня. При ближайшем рассмотрении (то бишь, когда они окончательно на меня налетели) хлопья оказались кусочками белого паззла. Мысленно послав в задницу все логические игры я начинаю на весу, не задумываясь, собирать разрастающуюся с невероятной быстротой мозаику. Не знаю, долго бы я её собирала, или нет, но тут появляется город, сложенный из кубиков, в простонародье именуемых костями, потом что-то соскальзывает в этой шаткой конструкции и он рушится на меня. Падая, кубики превращаются в летающие самолётики и бьют меня крыльями, пока я не просыпаюсь.
Я проснулась и первым делом взглянула на часы. Ну конечно, я так и знала. 9:30, школа безнадёжно пропущена. Но на то есть веские причины. Эти веские причины сгорбленной походкой вошли в комнату и напряжённо вгляделись в мои зрачки, как будто надеясь загипнотизировать и развести на пироженки.
-Доброе утро, Элюшенюсенька! – промурлыкала я, потягиваясь.
Л поперхнулся куском пирога, который сжимал в руке и посмотрел на меня в полном недоумении.
-Ну, «Элюшка» - это я ещё понимаю, - проговорил он, - но «Элюшенюсенька» - это, извините, перебор! Зови меня Рюзаки, если имя Л кажется тебе непростительно коротким и невыразительным.
-Как скажешь, - лениво бросила я, вставая, - где торт откопал?
-Твоя мама дала, когда я пообещал ей интервью. Она ведь работает журналисткой, верно?
Я рассеяно кивнула. Матушка моя долгое время работала переводчицей, вступила во Всероссийский Союз писателей, но денег платили мало, а тут ещё я так некстати родилась, пришлось ей податься в журналистки, чтоб прокормить два рта. Но на двоих скромного заработка хватает, да ещё пенсия бабушки, которая живёт в соседней квартире.
-А он ещё остался? – спросила я уже менее рассеяно.
-Нет, - торопливо соврал Л, - одевайся, мы едем в морг.
-У-у-у, - заныла я, - нехасю….там трупами воняет.
-Тогда я пойду один, - резко сказал Л, - а ты можешь чапать в школу. Я напишу записку, почему ты опоздала.

Добавлено (22 Сен 2010, 14:05)
---------------------------------------------
-Ну, морг так морг… - воодушевлённо сказала я и пошла завтракать. Торт, последний кусок, я обнаружила сразу, отчитала Л за жмотничество и враньё, и тут же его уплела. Каждый раз когда вилка подлетала к моему рту, лицо Л становилось так несчастно, что я невольно отводила глаза. Каждый кусок торта я отрывала у него от сердца!
Оделась я, как всегда, как попугай, без всякого стиля и вкуса – в жёлтые джинсы, красно-белое платье и незастёгнутую розовую кофту с капюшоном. Зачем я намотала гангстерский платок на рот и надела шипованные браслеты, я не понимаю и поныне. Л, однако, на такие мелочи, как одежда, внимания не обращал, мы вышли на залитый солнцем двор и направились к окраине города, до конца по Магазейной, свернуть, пойти дворами, выйти к детской поликлинике и пробежать рысью вдоль жёлтого кирпичного забора. Большое серое здание морга было арочками соединено с аптекой, больницей и дурдомом. «Прям человекоперерабатывающий комплекс!» - шутил мой батюшка, пока в один прекрасный день не человекопереработался там сам.
Морг выглядел неуютно, как снаружи, так изнутри. Чтобы попасть в главное помещение, нужно было пройти сквозь часовенку, пропахшую цветами и ладаном в дверь с надписью «посторонним вход воспрещён». Мы с Рюзаки так и сделали, с тем лишь уточнением, что мы были не совсем посторонние, а я являлась одной знакомой младшей помошницы главного судмедэксперта, некой девочки с поэтическим именем Евгения.
Как девочку с поэтическим именем Евгения угораздило попасть на стажировку в морг, для меня было загадкой. Как патологоанатом согласился – тоже. Меньше всего она была похожа на трупореза. Я никогда не видела, чтобы она кого-нибудь вскрывала, резала, шинковала и рассматривала внутренности, зато она замечательно рисовала, имела причёску, по которой плачут все кастинги на рекламу шампуней в категории «после» - длинные, блестящие, каштановые волосы, и просила патологоанатома – грузного, похожего на быка, дядьку Порфирия, в розовых от крови перчатках, называть её не Евгения и не Женя, а Женева, или, на худой конец, Жени. В ответ патологоанатом говорил, что на металлическом столе ей будет всё равно, как её называют, хоть Эвредика, хоть Женевьева, на что Женева возражала, что жить и умирать как-то приятнее и благороднее Женевой, а не Женькой. Порфирий не возражал.
Познакомились мы с ней до ужаса банально. Я написала в какой-то группе вконтакте рассказик, многие откликнулись, в их числе была и Женева. У нас завязалась переписка, потом она мне написала, что поступает на стажировку в пушкинский морг и может зайти в гости. Я послала ей скрин нарисованной карты (по которой она, конечно, пришла совсем не туда, ибо географ из меня, как из Рюзаки - массовик-затейник), мы битых полчаса бродили по городу в поисках друг друга, пока наконец, когда обеим надоело блуждать, не встретились в местном кафе, чему несказанно обрадовались.
Жени оказалась высокой, постарше меня, с совершенно чёрными глазами и казачьим профилем. Сошлись мы быстро, она часто заскакивала ко мне и с каким-то скучающим отвращением рассказывала о морге и о его обитателях – живых и не очень.
Поэтому самым приемлемым способом проникновения в запретную зону было позвонить Женеве и позудить немного в трубку, чтобы подбить её на жалость и понимание.
Мы стояли в часовенке перед каменной плитой, на которую обычно во время… мероприятий=) ставили…агрегат похорон с главным виновником происшедшего. Сверху сквозь круглое застеклённое окно проникал свет и падал на пол недалеко от постамента. В помещении было тихо, поэтому каждый вздох, шлёпанье босых ног по полу (Л сказал, что не привык ходить в кроссовках и снял их сразу после того, как мы вошли в морг) было слышно очень отчётливо, отчего становилось совсем неуютно.
Скоро за дверью послышались шаги и скрипнула задвижка. Запахло апельсинами и в образовавшуюся щель высунулась голова Женевы.
-Ну? – быстро спросила она, - у нас только что результаты вскрытия прибыли, мы все с ума посходили! Порфирий Николаич страшно рассержен за то, что друг покойного, опознав наконец, четвёртый труп, шлёпнулся в обморок. Еле нашатырём в чувство привели! А я вот…А кто это с тобой? – она вопросительно взглянула на Лоулетта и подняла бровь.
-Это очень, ОЧЕНЬ длинная история.. – выразительно сказала я, закатывая глаза. Л промолчал.
-Замечательно, - улыбнулась Женева, - пока Порфирий Николаич рвёт и мечет, весь персонал на ногах и до меня никому нет дела, очень приятно посидеть в морге и послушать длинную историю, желательно ужастик. Скоро луч света упадёт на наш гробовой столик, можно посидеть и поболтать. Ни у кого попкорна нет?
-да ты не понимаешь! – в отчаянии закричала я, сгребая девушку в охапку, - я его воскресила! А потом – плюх! – и труп! Я думала, так романтичней, а ты даже не хочешь меня выслушать!
С видимой скукой она выслушала мою речь, а потом протянула –
-Напротив, очень хочу. Просто я не хочу, чтобы это затягивалось на полчаса.
-Л, - расскажи ей. – повелела я.
Л рассказал. Правда, рассказал она так, что даже я ничего не поняла и только окончательно запуталась. В итоге рассказывать пришлось мне, но я это делала не лучше и некоторые моменты, на которых у меня язык застревал между зубов, пришлось пережёвывать заново. Прошло около получаса, пока Жени наконец поняла, что собственно происходит и ещё полтора, пока я, прибегая к самым глубинным метафорам и сравнениям, а так же эпитетам и олицетворениям, уверила её, что мы не накурились, не нанюхались, не напились и не накололись и что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нашла тетрадь, способную воскрешать людей и воскресила японского китайца с русскими корнями, который жрёт тоннами сахар и хочет найти убийцу каланиченских утопленников. Женева сочла своим долгом сообщить в конец обескураженному Элу, что такое поглощение сахарозы способствует развитию диабета, на что Л сказал, что это, разумеется, достойная тема, и что в другой день он с удовольствием обсудил бы хоть весь медицинский справочник, но сейчас ему необходимо получить как можно более полные и наглядные сведения о смерти этих шести несчастных. Женева, лучезарно улыбаясь, дала ему тряпочку на рожу на резиночках и повела за собой в морговские коридоры. Мне ничего не оставалось, как последовать за ними, несмотря на отсутствие тряпочки.
Трупы лежали по порядку под номерами 113, 114, 115,116,117 и 118. невзирая на литры распылённого одеколона, в помещении ужасно воняла несвежей мясной вырезкой. Лица и тела погибших были закрыты (чему я несказанно обрадовалась), виднелись только синие, распухшие ноги с бирочками на пальцах. В последнем трупе я с ужасом узнала того, кого я выловила намедни в Каланичке. Меня передёрнуло, Л заметил это, взял меня за плечи и хорошенько встряхнул. Стало немного легче.
-Время смерти? – спросил он у Женевы.
-Приблизительно вечер 7-го апреля. – сообщила та, - отравление мышьяком, затем острый предмет в нос, возможно, кочерга, потому что в мозговом веществе, оставшемся на стенках черепной коробки, обнаружилась зола.
-Значит, его отравили где-то 23-его марта… - задумчиво произнёс Л, - но исчез-то он 7-го апреля! Агония может проходить скрыто?
-Ну, если человек может скрыть кровоизлияние из пор и наступление тяжёлого коллапса, то может. – невесело улыбнулась Жени и потеребила палец утопленника рукой в белой перчатке, - правда же, Дима?
-Дима? – я подняла брови.
-Дмитрий Кримов, уборщик в фирме «Малая Невка». Жил в общежитии, Магазейная, 4.
-А этот? - Рюзаки показал на следующего. Я, чтобы не воняло, закрыла рот рукавом.
-Пётр Лузанов, экстрасенс. Вот адрес его конторы – она протянула Элу клочок бумаги.
-Здесь написано – Юрий Вяземский, - заметил Л.
-Он работал в той же конторе. – Женева повела плечом, отчего Л почем-то покраснел и уставился на свои босые ноги.
-Убит точно так же, найден на тот же день. Время смерти примерно то же. – скороговоркой сказала девушка и потянулась.
Л молча ткнул пальцем в следующего.
-Василий Волкончук, серийный убийца, был незаконно выпущен из тюрьмы путём уплаты взятки со стороны доброжелателей. Скончался недели через три после наших молодцев. Но иначе – очень похоже на самоубийство. Лодка оказалась на середине озера, забрызгана его кровью, рядом острая рапира. Отпечатки на ней только его и –
-И кого? – волнуясь, спросил Л.
-И Дмитрия Кримова. Маловероятно, что это он убил маньяка. Скорее, наоборот. Траванул уборщика, раскаялся и ссуицидничал.
-Вот как, - заметил Л, - очень, очень странно. Следующий!
-Юрий Вяземский, - лениво отозвалась Жени, - экстрасенс. Был заподозрен в контрабанде наркотиков, но до суда не дожил. Примечательно, что его напарником был Виктор Астафьев – муж Нины Астафьевой, владелицы фирмы «Малая Невка».
Потом тот самый, кого опознали только сегодня. Некий Александр Ермаков, продавец. Эта записка с адресом экстрасенса – она найдена в его кармане. Удивляюсь, как она сохранилась под водой…
Л вчитался в записку повнимательней. Вдруг лицо его вытянулось, как от страха, хотя глаза оставались спокойны.
-А следующий? – тихо спросил он.
-Фёдор Брусникин, работник ФБР. Ну, помер так же. Это всё, больше я ничего не знаю.
-Ты знаешь достаточно, чтобы вернуть мне кошмар. – тихо сказал Л.
-Л, пойдём отсюда, - тихо попросила я, - тут трупами воняет, и вообще – я нахмурившись посмотрела на Женеву, - я не понимаю, как НЕКОТОРЫЕ могут находится тут хоть сколько-нибудь продолжительное время.
-Слишком много печальных историй,
И все ведут в крематорий… - пропела та, глядя в пол. На секунду мне показалось, что она внимательно изучает ступни Л, но она тотчас подняла голову и сказала, - Ну, если я вам больше не нужна…
-Вы нам очень нужны, Евгения, - глубокомысленно сказал Л, - и я очень хочу завтра в половине одиннадцатого видеть вас в Пулково три с посильным количеством денег и, по возможности, тортиком с клубничкой.
-Я – Женева, а не Евгения, - обиженно сообщила Женева, - это даже на моей визитке написано!
-С каких это пор у тебя визитки завелись? – удивилась я.
-С тех пор как папаня принтер купил, - похвасталась помощница главного судмедэксперта, - штук сто вчера напечатала! – и она достала из кармана джинсов помятый картонный прямоугольник. «Женева» - гласила надпись.
-А фамилия? – поинтересовался Л.
-Боже мой, ну кому она нужна, эта фамилия? – закатила девушка глаза, - если кто всерьёз мной заинтересуется, я возьму его фамилию. А друзья могут звать меня и без фамилии.
-А если у того, кто Вами заинтересуется, нет фамилии? – вдруг воскликнул Л.
Я вылупила глаза. Вот так попадон! Это ещё что за номера?
-Фамилии не могут стать поводом для отношений. – назидательно сказала Женева, - и уж тем более – поводом к их разрыву.
-Люди! – едва сдерживаясь, напомнила я о себе, - здесь Воняет! Я Хочу Наружу!
-Ну пошли наружу, - покладисто ответила та, - и вообще, мне пора. Завтра приду к вам встречать этого… Как его? Н.
-Тогда мы пошли наружу, а ты иди трупорежь. – сказала я, плечом оттесняя Элла от Женевы.
-В тебе нет ни капли романтики! – с упрёком воскликнула Жени, - сотни готов по всему миру мечтали бы о такой работе! А ты нос воротишь.
-Зато в тебе её выше крыши, - усмехнулась я, - и потом – я не гот.
-Ну знаешь, это уже дело психики.
-Психика – единственное непоколебимое понятие. – вдруг сказал Л, - все остальные до крайности нелепы, либо черезчур переменчивы . Плохую работу надо компенсировать романтичной натурой, иначе не избежать дисбаланса, а с ним психологической неуравновешенности, потери аппетита, апатии и прыщей.
-У меня нет прыщей, - заметила Женева.
-А вот если бы ты была готом и работала в крематории, были бы. Жизнь не терпит монотонности. В таких заведениях должны работать романтики!
-Готы тоже романтичны по-своему. – ляпнула Женева.
-Хватит нести чушь. – Я подняла руки в позу служителя Амон-ра и опустила голову, - во-первых, готы не романтичны, они придурки. Во-вторых, тут ужасно ВОНЯЕТ и нам пора идти. И в-третьих – я подумала, что сказать в-третьих, но не придумалось, - и в-третьих, нам пора идти. Пошли, Л.
Л мотнул головой и нехотя поплёлся за мной. Женева помахала ему в след. Я не оборачивалась.
Было полдвенадцатого и солнце, которое последний раз видели пару недель тому назад, где-то за сливочной плёнкой облаков уже подбиралось к зениту. Нам от этого не было ни жарко ни холодно, потому что мы его всё равно не видели. Мы шли по направлению к центру, без какой-то конкретной цели. То есть, у Л-то наверняка была цель, но мне он о ней не распространялся. Потом он чихнул и я вспомнила, что вчера мы купались в ледяной Каланичке из чего логически вытекает, что детектив мог простудиться. В отличие от меня, которую под страхом бацилл бабка моя Агнесса Ивана заставляла обливаться по утрам. Я не обливалась с седьмого класса, но простужаюсь редко и то, только если запереться в рефрижираторе на зимние каникулы.
-Чего чихаешь? – дежурным тоном спросила я, - простыл?
-Не знаю, - честно ответил Л и повёл плечами, - я никогда не болел.
-Да ну? – равнодушно протянула я. – Ну пошли, купим анаферона.
Л поморщился.
-Я терпеть не могу лекарства. Лучше пошли купим тортик. И ещё, я думаю наведаться в контору Лузанова и Вяземского. Поговорить с коллегами. Расспросить как следует, ну и так далее.
-Ну пошли в контору.
-Ты чего такая?
-Какая?
-Ну, ты как-то не того.
-А кого надо?
-Своим неадекватным аутичным поведением ты заставляешь меня приступать все лексические и грамматические нормы, пытаясь выяснить, что с тобой не так. Однако, вместо того, чтобы понять меня, а ты, несомненно меня понимаешь, и ответить мне, как отвечают все нормальные люди, ты лишь усугубляешь грамматическую несообразность нашего диалога, нарочно привязываясь к тем словам, которые сами по себе не призваны в вашем языке нести какой-либо смысловой нагрузке. Мотив я вижу только один – ты не хочешь со мной говорить, но, поскольку это неизбежно, ты предпочитаешь лишить наш разговор всякого смысла. Ты на меня обиделась, и я хочу знать, за что.
-Пошёл в жопу. – буркнула я.
Л опустил глаза.
-Я не знаю, что стряслось, но всё равно, прости меня. Пойми, во всём Пушкине я могу положиться только на вас с Женевой, так что…
-Быстро же ты решил на неё положиться. Вдруг это она убила их всех? – вдруг, непонятно к чему, буркнула я, - этот клочок бумажки, может быть, он вырван из Тетради Смерти? И кто даст гарантию, что он принадлежал Саше Ермакову?
-Это слишком поспешный вывод. – пробормотал Л, - Во-первых…
-На клочке не указано причины смерти, значит, Вяземский должен был умереть от сердечного приступа? – предположила я.
-Нет, причина-то как раз указана. – Рюзаки достал листок, - вот, прочитай каракули ниже.
Я вгляделась в безобразные ряды букв.
-Не разобрать… Что-то про мышей, жарку и шампур. Ммм… подавился шышлыком из мышатины?
-Вчитайся. «Принял небольшую дозу мышьяка из отравленной жареной курицы. При смерти выплыл на середину Каланички, всадил шампур себе в нос, упал с лодки.» В одном ты определённо права, этот листок – из Тетради Смерти, если, конечно, кто-то, не исключено, что и Жени, не знает о Богах Смерти и не хочет бессовестно нас обмануть.
-Вряд ли Женева знает о Богах Смерти. – задумалась я, - к тому же, это не её почерк. И листок влажный. Конечно, его можно намочить, но…
-Она не способна на убийство. Нет и одного процента того, что она кого-то пришила. – спокойно сказал Л. – Тебя я могу подозревать с тем же успехом.
-Я же воскресила тебя! – взвилась я.
-Хорошие поступки не оправдывают плохих. Только так можно воспитать правильную личность. Если кошка разорвала кресло и поймала мышь, её сначала ткнут мордой в обивку и пнут, и только потом погладят за мышку. Невнимание и прощение гораздо хуже строгих правил формирования рефлексов. Так меня воспитывали.
-И что выросло, ой-ой-ой! – усмехнулась я, - рефлекс на рефлексе сидит и рефлексом погоняет! Пошли уже в контору, друг мой, а то фиг знает, когда у них обед.
Л кивнул.
Итак, мы двинулись к Октябрьскому бульвару, где, если верить бумажке, находилась экстрасенсорная лечебная клиника, в которой при жизни работали Лузанов и Вяземский.
Высокое, белокаменное здание почти ничем, кроме, может быть, чистоты и опрятности, не отличалось от морга – та же атмосфера угнетённости царила у стен.
Зеркальные двери раскрывались, как только к ним приближались, причём в последний момент, когда только я протянула руку, чтобы их открыть. В просторном зале за чёрным пластмассовым столом сидела ресипсионистка и что-то вдохновенно печатала на компьюторе.
-Вы по записи? – спросила она, не глядя на нас и, следовательно, не замечая того, что по апрельским лужам Л шёл босиком, а кроссовки держал в руке.
-Мы к Лузанову. – буркнул Рюзаки как можно естественнее.
-Нет его.
-Ну тогда к Вяземскому.
Тут ресепсионистка (ненавижу печатать это длинное тупое слово=Ъ) оживилась, подняла голову и переспросила.
-К Вяземскому? Простите, а вы ничего не перепутали?
L сделал совершенно праздное, незаинтересованное лицо и медленно проговорил:
-Мы по рекомендации. – И облокотился локтём на стол, скрестив ноги и распространяя чарующий аромат босых ступней.
Дамочка повела бровью.
-Странная, однако, рекомендация.
-Может, вы объясните, что вас так смутило? – лениво поинтересовался L, ставя руку на бедро. Он что, пытается её соблазнить?
-Дело в том, что уж больно разных областей специалисты, - нервно отозвалась тётька, - Лузанов – так сказать, пророк, всевидец. К нему лучше обращаться за советом, с вопросом. Узнать, где какой-то человек, кто стоит за какими-то делами. А Вяземский – Вяземский настоящий волшебник! Приворожить, отворожить, навести порчу – это он запросто. Так к кому вам?
-К Вяземскому! – не помня себя от счастья, завопила я, - непременно к Вяземскому.
-Так нет его, - сказала она и я в одно мгновенье спустилась с небес на землю и вспомнила, что он умер.
-Может быть, кто-то из его коллег? – с искусно спародированной надеждой спросил L, - нам очень надо, поверьте.
Тётька порылась в картотеке, покликала мышью и наконец изрекла:
-Эльмира вас примет в седьмом кабинете. Они с ним были коллегами, к тому же она состояла одно время в близких отношениях с Лузановым, поэтому…
-Лиза, поди к ней, попудри мозги. Я задержусь, - чуть слышно шепнул L, - не переигрывай.
Я кивнула и скользнула к седьмому кабинету. Рюзаки остался наедине с ре-си-пси-о-нис-ткой. Гррррр! Да ей же лет сорок, не меньше! Надо смотреть в оба, не то моего Элюнечку совсем приберут к рукам.
Кабинет был погружён в темноту от ароматических палочек, по полу струился дым. Горели свечи. Эльмира сидела в дальнем углу комнаты и с самым что ни на есть мистическим видом что-то бормотала себе под нос. Лицо её было ещё не старое, но уже морщинистое, густо и ярко накрашенное, с горбатым носом и мутными карими глазами. Волосы были выкрашены в ярко-рыжий цвет. Увидев меня, она изобразила вселенскую скорбь и голосом, в меру таинственным для своей профессии, сказала –
-Здравствуйте. Какая у вас проблема?
Я решила прикинуться наивной клиенткой. Я взахлёб читала дешёвые детективы, приобретаемые мною в старой книге по 15 рублей и прекрасно знала, что гениальные детективши поступают именно так. Меня нисколько не смущало, что в конце этих незадачливых по природе своей героинь чуть-чуть не убивают, а всё расследование проводить какой-то посторонний, но жутко умный дядька. С моей точки зрения, в сложившейся ситуации всё было на месте – вот я, вот умный дядька, обожающий тортики, - чего ещё душе угодно?
-Приворожить надо, - плаксивым голосом заныла я, - сколько хотите заплач… - тут я осеклась. Заплачу, как же. Ведь денег-то ни гроша. А жаль. Но тётька, видимо, не заметила эту маленькую заминку и сказала до ужаса м-е-д-л-е-н-н-ы-м голосом:
-Поспокойней, милочка! Что я тебе, паровоз? У меня что, цветик-семицветик припрятан?(А в чём связь между цветиком и паровозом, хотела бы я знать?) – и всё это с типичным цыганским акцентом, как и полагается порядочному экстрасенсу, - фотография есть?
Я задумчиво поджала губы, но тут же нашла весьма эффектный довод отсутствию фотокарточки –
-Да зачем? Вон, я его самого привела. – я кивнула в сторону незакрытой двери, за которой маячил силуэт Л, беседовавшего с реси…вахтёршей, которую он, видимо, основательно достал.
-Он что, согласился, чтобы его приворожили? – ахнула Эльмира. Всё её напускное цыганское равнодушие и величие растворилось без следа.
Я задумалась. Что и говори, не так уж убедительно.
-Эмм…Нет!=) Он понятия не имеет, зачем я его сюда притащила, - с кавайной лыбой сообщила я.
В глазах экстрассенсши застыли слова – «Ты – круглая идиотка».
Потом она повнимательней, прищурившись, вгляделась в Эла и, пробормотав «ну что ж, посмотрим что тут можно сделать…» достала из-под стола какие-то склянки, чёрные свечи и штук десять ароматических палочек.
Накрыв стол чёрной скатертью, она зажгла свечи, от свечей зажгла палочки и таинственно улыбнулась, стараясь не терять образа.
-А что он любит? – спросила она самым нахальным тоном.
-Сладкое, - машинально ответила я, думая, как перевести стрелки с меня и Эла на Лузанова с Вяземским.
-Шоколадка подойдёт?
Я рассеяно кивнула.
-А скажите, - я наблюдала, как тётка кладёт шоколадку в центр стола, делает над ней какие-то пассы и посыпает пеплом от ароматических палочек, - вы вроде работали раньше с одним экстрасенсом… Вяземским?
Лицо Эльмиры дрогнуло и заколыхалось, как испорченное желе.
-Вяземским? Да, я работала с Вяземским. Довольно гнусный, двуличный тип.
-Я могу с ним поговорить?
-Спиритический центр в номере 17.
-В смысле?
-В смысле Вяземского убили несколько недель назад.
Я из всех сил постаралась удивиться. Колдунья что-то шептала над шоколадкой, губы её дрожали.
-К..как убили?
-Натурально убили.
-Кто?
-Труп.
-Кто-кто?
-Труп-труп. Сейчас мне понадобится твой волосок, мы с тобой зарядим шоколад положительной энергией и всё, что от тебя потребуется – это скормить шоколад твоему возлюбленному. Он втрескается в тебя по уши.
Мне хотелось ей открыто сказать, что я в эту белиберду не верю, но надо же было побольше узнать о Вяземском и Лузанове!
-А как его убили? – невинно спросила я.
-Всё я видела про его смерть. Записали беднягу. – вдруг сказала она.
-Записали?! – вдруг заорал кто-то не своим голосом за моей спиной. Я обернулась. За креслом стоял Л с перекошенной от ужаса физиономией и шевелящимися волосами (или это показалось мне в свете свечи?), - простите, - уже тише и глуше продолжил он, - вы сказали – его записали?
-Что? Ну да, натурально. – удивлённо сказала Эльмира.
-И Лузанова тоже? – сам не свой, Л схватился бледными пальцами за край стола.
-И-и, нет, братец, Лузанову уж так начертано было. ТО-то он маялся, бедный…
-Расскажите, - велел Л, садясь в кресло.
-Что ж рассказать-то? - Снова удивилась Эльмира. – у него видение было, он мне рассказывал – будто один человек занял место другого, а того отравил и утащил к воде и адрес даже этого человека знал… И пошёл, чтобы восстановить справедливость…Магазейная, 4. – как сейчас помню.
-Адрес Кримова, - прошептал Л, - выходит, Лузанов действительно экстрасенс, или он знал…
Вдруг лицо тётки преобразилось. Из глаз исчез блеск, они стали пустыми и мёртвыми, и она медленно проговорила слова, которые я до сих пор слышу во сне.
-Здравствуйте. С вами говорит убийца.
Л вздрогнул.
-Я не знаю кто ты, но, как бы тебя не звали, ты будешь мёртв. Я использую эту бабку, чтобы говорить с тобой. Не пытайся распутать эту историю, ты обречен. В моих руках оружие, о котором ты не имеешь ни малейшего представления. Если ты ещё раз попадёшься на глаза моим глазам, ха, тебя не будет в живых. Я говорю это, потому что ничем не рискую. Вы ничего не знаете. С этого вечера многое изменится. Я подумала. Я заставлю её. Прощайте.
С этими словами Эльмира взял свечу и подожгла свою одежду. Пламя хлынуло к потолку и перед нами через несколько секунд уже стоял человек-факел. Л зажал мне рот, чтобы я не кричала и выволок на улицу. Там я спокойно потеряла сознание…

Добавлено (22 Сен 2010, 14:08)
---------------------------------------------
-Ну и чего ты киваешь? – нахмурившись, поинтересовалась я, - я только что пришла в сознание. Встань и принеси тетрадку.
Какой взгляд! Какие эмоции! О, как он посмотрел на меня! Таким покинутым, несчастным, замученным взором! Но я была холодна и непреклонна.
-Ты там оставила на столе шоколадку, - безнадёжно бросил мне Л, вставая с кровати и подходя к столу. – я забрал её.
-И съел? – с каким-то непонятным волнением спросила я.
-Нет. Она лежит в прихожей на тумбочке.
Я вздохнула и тут же рассердилась на себя за глупость. Ну в самом деле, детский сад…Как можно поверить в такую чушь?
Л вернулся с тетрадью. Женева быстренько пролистала её, прочитала правила и надпись «Лоулетт» и вдруг, хихикнув, спросила –
-Ой, слушай, а кто такие шинигами?
-Ах, так вы ведь ничегошеньки не знаете… - тихо и задумчиво сказал Л. – есть очень много фактов, с которыми я ознакомился, решая дело Киры…
-Ну так расскажи! – перебила я и устроилась на кровати в позе Девочки-Которая-Внимательно-Слушает-Потому-Что-Ей-Сейчас-Расскажут-Интересную-Историю и вцепилась в Элла глазами. Женева забралась с ногами на мою(на МОЮ!) кровать и сделала то же самое.
И Л рассказал.
Когда он кончил рассказ, было уже полдевятого вечера. Ещё с полчаса мы его обсуждали. Потом Женева спешно засобиралась домой и ускакала, пообещав встретиться с нами завтра в 11.00 в Пулково.
-Вот и нет больше запаха апельсинов… - грустно сказал детектив, - можно мне ванну принять?
-Угу… - сонно пробормотала я, - мама всё равно хрен знает когда придёт… Ну а что ты придумал насчёт Мозгососа?
-Надо подумать и сделать выводы.
-Из рассказа чокнутой вещуньи? – удивилась я
-Сначала хотя бы и из него. Ведь я не располагаю десятью ОМОНовцами, которые бегают и достают мне информацию… Приходится на своих двоих.
-А как же я? – обиделась я, - ведь я твоя правая рука!
-Нуну, - вздохнул Л, - видел я, как ты мне информацию добывала у этой ведьмы…На кого ты там порчу наводила?
-на одноклассницу, - поспешно заявила я, - она мне жвачку прилепила в ботинок.
-Нередкий феномен. Я заметил, что девушки в большинстве своём когда хотят отомстить, делают порой очень глупые, но неожиданно эффективные вещи.
-Это действительно было ужасно глупо, - подтвердила я, - все мальчишки смеялись, а я оттаскала её за волосы.
-А теперь ещё и порчу наводишь? – удивился Л.
-Так её, козу! – мстительно заявила я.
У меня есть одна особенность – когда я вру, я вру с упоением, полностью веря тому, что говорю. Это имеет свои преимущества – в такие минуты я смотрю на собеседника светлыми, искренними глазами.
-Ну ясно… - протянул Л, – так как насчёт ванны?
-Да принимай на здоровье.
-Ты меня вымоешь?
Я вскинула брови.
-А сам как?..Нэ?..Не того?
-Не того, - грустно, но без тени смущения произнёс он.
Я пожала плечами.
-Ладно, хомо гениус, промою твои гениальные мозги.
Мы вошли в ванную, я включила водогрей и пустила воду. На полке оказались жалкие останки абрикосовой, клубничной и экзотической пенок и я, не долго думая, вылила их все. Зеркало медленно начало запотевать.
-Раздевайся, - велела я.
Я закрыла дверь на задвижку, а Л снял кофту, джинсы и трусы.
…
я была в шоке.
…
Л стоял посреди моей ванной совершенно голый.
«И что же?» - спросите вы.
Что «и что же?»Ничего. Всё в полном порядке. Даже очень в порядке. Даже слишком в порядке…
Судя по всему, он брился.
-Ну и что ты уставилась? – почти раздражённо спросил Л. Я всё ещё была в шоке. Отошла я от шока только когда детектив залез в ванную и потребовал, чтобы я тёрла ему спинку, что я и осуществила. Дальнейшее я помню плохо, может быть, потому, что я почти заснула от монотонных движений вверх-вниз мочалкой. Потом я промыла ему голову, ноги (ниже колен =^_^=), руки и всё остальное. Л полностью поддавался каждому моему движению и только изредка что-то сопел про проценты, а я тёрла его плечи и спрашивала, не ли холодная вода и просила не брыз

Дальнейшее я помню плохо, может быть, потому, что я почти заснула от монотонных движений вверх-вниз мочалкой. Потом я промыла ему голову, ноги (ниже колен =^_^=), руки и всё остальное. Л полностью поддавался каждому моему движению и только изредка что-то сопел про проценты, а я тёрла его плечи и спрашивала, не ли холодная вода и просила не брызгаться.
-Слушай, а ты уверен, что тебя надо было мыть? – вдруг спросила я, - ты же вроде как простужен.
-Если я не ошибаюсь, это краткое причастие, обозначающее…
-Немедленно вылезай! – скомандовала я.
-Л, тяжело вздыхая, вылез из ванны и закутался в полотенце.
-А теперь – в крова… в койку, замуроваться и ждать проведения разъяснительных работ в виде горчичников! – бушевала я, - вот напою тебя афлубином, будешь знать, как подбивать меня на такие подлые, антикоммунистические поступки!
-Какие такие поступки? – л поднял кожу на лбу в том месте, где у нормального человека находятся брови.
-Мытьё больного человека в ванне! – отчеканила я.
-А почему антикоммунистические-то?
-А, не знаю. Бабушка так всё плохое называет…Кстати, надо сходить к ней за малиновым вареньем.
-Вареньем? – У Л в глазах появилась какая-то муть, какая бывает, когда надо что-то вспомнить, и ты вспоминаешь, но ужасаешься тому, что вспомнил, а причина, по которой надо было вспоминать, теперь кажется глупой и смешной, и ты злишься на себя за то, что вообще стал что-то вспоминать. – а оно помогает от простуды?
-Стопроцентно, - заверила я.
Л поплотнее закутался в полотенце, я открыла дверь и вышла из ванной.
Бабушка моя, Агнесса Иванна, жила на той же лестничной клетке, что и мы, не любила советскую власть, хоть и называла всё плохое антикоммунистическим, варила варенья, солила-мариновала огурцы и обожала смотреть сериалы. Она носила длинные халатоподобные платья, полосатые или в горошек, делала маски из сметаны и наматывала бигуди. Короче, стандартный набор бабушек.
Когда она узнала, что мне нужно малиновое варенье, чтобы вылечить одного моего друга, она сделала скептическое лицо и спросила:
-А голого ты его на лестничную клетку не иначе, как в целях профилактики выпустила?
Я обернулась. Л стоял на каменных плитах, закутанный в полотенце и переминался с ноги на ногу.
-Так! А ну марш в постель! И ляг, как я тебя учила!
-Учила? – переспросила бабушка, извлекая из проёма между дверей банку варенья и передавая его мне.
Л засопел и пошлёпал обратно в квартиру.
-Не обращай внимания, - улыбнулась я и кивнула на крышку, - Крепко закручена?
-Не очень, - пожевав губами, ответила бабушка, - размотаешь легко. Ну беги, котёнок.
Я кивнула, чмокнула предка в морщинистую щёку и убежала.
Л уже одел трусы и лежал на совеццкой О_О кушетке под пледом, затравленно вращая глазами. Я в обнимку с банкой села рядом.
-Ну что, болезный? – весело спросила я, - с ложечки покормить?
Л, как всегда, сделал то, что я от него не ожидала – кивнул и открыл рот. Я, с лицом, полным праведного изумления перед разнообразием моральных устоев всех тварей Божьих, сходила на кухню и взяла ложечку.
Скормив Элу полбанки, я не удержалась и легла рядом.
-Заразишься. – сообщил детектив, облизывая малиновые губы. Он даже не смотрел на меня, но мне показалось, что он хочет, чтобы я его обняла. Что я и поспешила сделать.
-Мои микробусы твоих победят!
-Да, гормоны сильнее микробов… - протянул Л и кончики его губ поехали вверх, обнажая блестящие зубы в улыбке, хотя глаза оставались совершенно стеклянными. Я решила позволить себе маленькую детскую шалость, выгнула спину, облизала губы от варенья и поцеловала Рюзаки. Нацелилась я в щёку, но попала в ухо. Эффект превзошёл все мои ожидания.
Л, как сказала бы моя соседка по парте и отмороженная гопница Маруся, к о н к р е т н о з а в и с. на щеках появился нездоровый румянец, глаза стали овальными и уставились в потолок. Потом пальцы, длинные и тонкие, сначала коснулись уха, а потом мертвой хваткой вцепились в край одеяла. О, Боже. Ну что я опять не так сделала? У него инфаркт?
-Эль?
Нет ответа.
-Э-элюшка?
-М..мм?
-Что с тобой, солнце моё?
-Ничего, - быстро сказал он, - всё отлично. Всё очень хорошо. Просто замечательно.
-Тебе лучше?
-А мне было хуже?
-Ты же вроде как был простужен?
-Можно я сяду? – тихо спросил он, - мне надо подумать.
Он сел, поджал ноги и склонил голову. Глаза его подёрнулись лёгкой дымкой, как у спящих змей, и он впал в нечто вроде анабиоза.
Я по-быстрому оделась, сбегала на рынок и купила ему хлопчатых трусов и носков. Когда вернулась, тот ещё не ожил. Он не ожил и когда я, выразительно наклоняясь к нему задницей, стала стелить себе на полу.
Я ещё долго скучала, поставила засмотренный до дыр «звонок», про себя отметив, что у Л и Самары много общего. Потом были «звонок2», «звонок3», 4 и 5.
Спать я легла в 3 ночи.
Снилось мне странное существо. Оно было высокое, тощее, с серой кожей, в парусиновых бриджах с пряжкой-черепом и красных лакированных ботинках с длинными носами. Хвост у него был длинный, тонкий, закручивающийся на конце, на плече была выколота татуировка – оранжевое солнышко, руки перебинтованы, а длинный белый плащ крепился на золотых когтях, врезавшихся прямо в кожу плеч. Нос был широкий, львиный, а светлые волосы – заплетены в тугую косу. Глаза были выдраны и из них свисали остатки окровавленных нервов.
Тут оно заговорило.
Заговорило оно голосом хриплым, сиплым и прокуренным.
-О Господи…Ну вот в чём я виноват? Я не виноват…Идиотские правила…Я что, такая сволочь? Я не могу разорваться, не могу…О, мои несчастные крылья…Зачем, зачем я тогда… Почему, чёрт возьми, я помню об этом? У…Бедный мальчик…Бедный, несчастный мальчик…Ответь мне, ответь! Зачем они ему? Почему ему? Чёрррт… А ведь тот всё видит…Он будет здесь, они все будут, а всё из-за Л, чтоб его..
-Причём тут Л? – сонно спросила я. Идиотский сон.
-Да не тот Л, другой Л…
-Второй Л? Н?
-Нет…
-А кто?
-Л…
-Лоулиетт?
-нет
-Может, М?
-нет
-О?Пэ?рэ-сэ-тэ? Кто? Кира?
-нет. спи.
Я погладила розовую собаку и уснула, выдёргивая перья у неё из хвоста.

Я проснулась оттого, что Л теребил меня за нос самым наглым образом.
-Просыпа-а-айся, просыпа-айся…. – монотонно бормотал он, - Н скоро приедет…Мы с твоей мамой доели торт, она мне дала попить тера флю с мёдом, так что я не простужен. Одевайся, едем в аэропорт.
Я села на кровати и зевнула. В комнату просочился Гад и, мурлыча, стал тереться об мои ноги. Л посмотрел на него и как-то странно, неестественно, но очень кавайно улыбнулся.
-Давай возьмём кота, - тихо сказал он, - а то он останется и последний пончик съест.
-Пончик? – оживилась я.
-Твоя мама приготовила, - пояснил Л.
-Мама? Мама раньше никогда ничего не готовила. Только быстрорастворимый бульон.
-И тем не менее. Одевайся скорее.
Я встала, потянулась и пошла переодеваться. Странно. Мама родила меня в восемнадцать, так что сейчас ей было тридцать два. За свои тридцать два года она ни разу не приготовила ничего сложнее яичницы. С чего бы она вдруг расщедрилась на пончики?
С тех пор как человекопереработался батюшка, оставив нам шикарную пятикомнатную квартиру, мы заказывали на обед пиццу, а завтракали глазированными сырками. Ужинать у нас принято не было. Мой старший брат Славчик уехал в Америку, так как здесь ему, как он выражался «просто звездец как надоело», так что его старая ржавая шестёрка осталась тут, но мы не могли её продать, потому что она была зарегистрирована на Славика.
Я в спешном порядке натянула юбку, колготки сеточкой, полосатую тунику, элегантные говнодавы на завязочках и клеёнчатый плащ. Заглотив треть сырка и полстакана питьевого йогурта, я выскочила на улицу, подхватывая на лету Гада. Л вышел следом, закрыл отмычкой замок и мы вышли на солнечную, но ещё сонную улицу.
До Пулкова3 мы доехали на маршрутке без приключений. Даже жалко. В аэропорту объявили, что мол, встречающих просьба пройти туда-то, ну мы и прошли.
Сначала из самолёта показались полицейские-японцы. Много-много полицейских-японцев. Все маленькие, жёлтенькие, узкоглазые, загорелые. Мы стояли, спрятавшись за киоск с сигаретами.
-Подойди, заговори с ними, скажи, что ты – ценный свидетель и располагаешь ценными сведеньями. Н должен пойти к нам домой, и пойти один.
-К НАМ домой! Нет, вы это слышали? О, наглость! Ко МНЕ домой.
-Какая разница. Сфоткай меня и покажи ему. Если не поверит, скажи моё настоящее имя. Но так, чтобы другие не слышали.
Я сняла Эла на мобильник и подбежала к полицейским.
-Мне надо поговорит с Н! – выпалила я.
Служители закона переглянулись.
-Затсемь? – подозрительно спросил самый младший с зализанными чёрными волосами.
-Я – важный свидетель, - отчётливо проговорила я, выберая слова попроще. – У меня есть интересующая вас информация…
Снова перегляделово.
-Ми твоя задерзать?.. – как-то не очень уверенно полувопросительно пробормотал молоденький, обращаясь ни то ко мне ни то к остальным.
-Я хочу видеть Н! – упрямо сказала я, - мне надо ему что-то показать!
Вдруг из толпы вышла маленькая, лет одиннадцати, девчушка с длинными серыми волосами и красными глазами, и, что меня больше всего удивило, полицейские расступились перед ней с благоговением и едва ли не молитвой.
-Моя – Отами. Покажи моя. Моя сказаль Ниа, - с сильным акцентом произнесла та.
-Нет! Мне нужен Н! Где он? Я должна с ним поговорить.
-Я слушаю. – сообщил голос позади Отами.
Я подняла глаза.
Передо мной стоял низенький белокурый мальчик с неестественно большими глазами – как раз тот, кого я видела по телеку два дня назад.
По нему было видно, что он старался походить на Л, но его сгорбленность была явно выработанной, глаза – выпуклые только из-за того, что в них вставляли спички или сто-то в этом роде. Одет Н был в широкую белую рубашку и пижамные белые штаны, что меня очень взбесило; если он в таком виде покажется перед моей мамой, решила я, я просто надеру ему уши. Это не казалось мне тогда преступлением, учитывая, что второй по гениальности детектив мира был ненамного старше меня самой. В конце концов, это неуважение. Он плюёт в лицо моим моральным устоям! Я состроила Н злобную рожу и поманила пальцем. Седой (а он был седой) удивлённо поднял несуществующие брови, как будто я сделала неслыханную грубость, осмелившись подозвать его, как какую-то шавку, и сделал несколько неуверенных шагов в мою сторону. Ходил он неестественно, заваливаясь куда-то вбок, как будто вообще не умел ходить. Глаза его выражали сосредоточенность и подозрение.
Я открыла мобильник и показала ему фотографию Л. Некоторое время тот молчал. Его лицо ничего не выражало. Тогда я наклонилась и шепнула ему на ухо –
-Лоулиет. – я хотела шепнуть ещё что-нибудь, но Н быстрым и чётким движением ударил меня в солнечное сплетение. Я охнула и выронила мобильник. Тот, как ни в чём ни бывало, подобрал его и всмотрелся в фото.
Этого я уже простить не могла. Я всё понимаю, но так не честно. Л так не поступал никогда, он всегда меня просил, если чего-то надо! Я, совершенно взбешённая, прыгнула (точнее - набежала) на Н и неловко свалила его с ног. Далее возникла неувязочка, потому что прогремело несколько выстрелов и я несколько поохладела.
Помощь пришла, как водится, из ниоткуда.
-Лиз, ты чего тут творишь? – прозвучал над нами голос Женевы, скорее заинтересованный, чем возмущённый.
Я, отбрыкиваясь встала на ноги и победно засунула в карман отобранный и Н телефон.
-О, привет. Ты как раз вовремя. Меня чуть не пристрелили японские полицейские. Я сказала Н про Л, а он повёл себя совершенно неадекватно. Н?
Но альбинос потерял к нам интерес, он уже втолковывал что-то по-японски полисменам, те что-то возражали, но потом, когда Н что-то особенно веско сказал, они, как по команде, спрятали пистолеты в кобуры и умчались трусцой из аэропорта. Остались мы с Женевой, Н и Отами.
-Я верер им ехать на базу, - с сильным акцентом, превращая все «л» в «р», но абсолютно без выражения сказал он и неопределённо передёрнул плечами, - Ты кто? Где Рюзаки?
-Я – Лиза. – сообщила я. Потом, подумав, добавила, - Это – Женева.
-Ниа, - представился альбинос, - Так где Рюзаки? Почему он жив? Что здесь вообще происходит? – На письме слова выражали бы намного больше эмоций, чем так, когда он их проговаривал. Он словно убивал каждое слово. Слова – все слова, какими бы они ни были, - получают душу при рождении, когда их произносят. Ниа производил слова без душ. Слова с синдромом дауна.
-Пойдём, - сказала я, стараясь, чтобы уж мои-то слова были живее всех живых, - он тут, недалеко.
Мы подхватили Ниа под руки и поволокли за ларёк. Отами покорно шла следом.
Я плохо понимаю, что произошло, когда Н увидел Л, а Л увидел Н, но помещении аэропорта вдруг стало ощутимо душно и тесно. Мне стало сначала жарко, потом меня пробил озноб. Я, кажется, видела тонкую нить, протянувшуюся из глаз Н в глаза Л. Тишина начала звенеть, как бывает, когда слишком глубоко спустишься под воду. А потом Л заговорил, и его голос, почти шёпот, эхом раскатился по моей черепной коробке.
-Ты выиграл, Н.
Ниа молча смотрел в глаза Л, на его белом лице не было никаких следов эмоций. В то время, как Л, наоборот, был весь эмоция, на его лице происходила какая-то скрытая борьба, о которой я не знала.
-Л. – тихо сказал Ниа, - боюсь, мне просто повезло. Я никогда не заменю тебя, пока ты жив, а ты теперь жив, хоть я и не понимаю, как это произошло. Ты всегда будешь впереди нас с Мелло. – Тут его непроницаемое лицо дрогнуло и на нём показалось некое подобие надежды, - а Мелло не воскрес?
-Нет, - сухо ответил Л, - а Мелло умирал?
-Ты допустил смерть моего наследника? – холодно поинтересовался Л.
Вопрос повис в воздухе, но ненадолго.
-Он сам выбрал свою судьбу.
-Похвально. Но мы не можем этого так оставить. У нас серьёзное дело, Мелло мог бы нам помочь, и мы не будем упускать шанс его воскресить. Как только мы разберёмся с этим делом, Тетрадь Жизни заберу я.
Я, всегда стоящая на страже своих интересов, очень обиделась.
-Что-то?! Чёрта лысого ты её заберёшь! Я её нашла! Она моя! Я её хозяйка! И я от неё отрекаться не собираюсь. Это же такая вещь!..
-Какая вещь? – устало спросил Л, - в неумелых руках она так же опасна, как и Тетрадь Смерти. Согласись, её у тебя легко могут украсть – и начать воскрешать мертвецов одного за другим. И что получится?
-Поправочка, - вставила Женева, - Тетрадь Жизни воскрешает несправедливо убиенных. Тех, у кого ещё не вышел жизненный срок. Она восстанавливает справедливость, а не просто воскрешает мертвецов. Она… Наверное, это звучит глупо, но мне кажется, что в отличие от тетради смерти эта фиговина живёт своей жизнью. Как она дописала имя Л – помните? Она словно сама выбирает, стоит его воскрешать или нет, и если стоит – то воскресит любым способом.
-Мя-я-я—я-я-яуууу!! – вдруг послышалось снизу. Мы синхронно опустили голову и увидели, что Гад поставил лапы на колени Женеве и проникновенно смотрит ей в глаза. Потом он хитро склонил голову набок и пошевелил усами.
-Женева.. Я давно хотел спросить – мы раньше не встречались? – вдруг спросил Л, сосредоточенно глядя на девушку.
-Нет. – удивлённо ответила она, поднимая Гада на руки и передавая мне.
-Ты мне кого-то очень напоминаешь. Кого-то из моей прошлой – нет, позапрошлой жизни. Я давно это заметил. Ниа, ты замечаешь?
-Я ничего не могу сказать, - буркнул седой, - я мало знаком с твоей позапрошлой жизнью. Мелло может знать. Ты же с ним ещё в Вами колобродил, до того, как меня приняли. А потом ты ушёл в детективное дело и я тебя не видел. Знал только по рассказам Мелло и картинкам Линды. – Из рефлекторной вежливости Н заговорил по-русски.
Л нахмурился и взял у меня из рук Гада. Тот даже не сопротивлялся особо.
-Отами?
Девочка, до этого стоявшая в стороне, вскинула голову. Ниа подозвал её и сказал что-то по-японски. Та кивнула.
-Сейчас мы идём к Лизе. – сухо начал Ниа.
-Я буду решать, идёте вы ко мне или не идёте! – вспыхнула я, - мало того, что ты заявился в мой город в таком виде, так ещё и будешь мне тут указывать!
-В каком виде?
-В пижаме! Это выражает твоё неуважение!
-А почему я должен тебя уважать?
Тут я окончательно разозлилась.
-Ах так! Ну всё. Аста лависта. Я ушла домой. Пойдём, Женева! Не видать вам Тетради, как своих ушей. Я на вас работать не собираюсь и помогать в расследовании не буду.
Женева, надувавшая клубничножвачный пузырь, прервала это занятие, чтобы сообщить, -
-Я остаюсь.
Я молчала несколько секунд, потом красноречиво махнула рукой и пошла уходить. На глаза навернулись слёзы, в горле пересохло. Но далеко уйти я не успела, потому что чья-то когтистая лапа впилась в мою лодыжку. Я обернулась. Гад, вывернувшийся из рук Л, стоял позади меня и держал меня за ногу лапой. Целенаправленно держал. Как будто всё понимал и хотел, чтобы я осталась. Его глаза на мгновение – я могла бы поклясться, - стали осмысленными, в них мелькало невероятное упрямство.
Я не хотела поднимать глаза на остальных, поэтому смотрела на кота.
-Лиз? – осторожно спросил Л. Я подняла голову, отвернулась и дёрнула ногу. Гад поехал, волоча задние лапы по земле, а передними больно впиваясь в ногу. – Ты не можешь уйти.
-Не могу? Смотри. – буркнула я.
Л в несколько прыжков догнал меня и схватил за руки. Я покорно остановилась, стараясь изобразить на лице крайнюю степень презрения и моральной усталости.
-Лиза, ты сама не понимаешь, как для нас важна эта тетрадь. К тому же у тебя дома – единственное место где можно устроить базу, не привлекая внимания властей. В конце концов, нам нужен Мелло. Ты обязана служить справедливости. Это твой долг, ты не можешь уйти.
-Я никому и ничего не обязана, - как можно суше сказала я, - если вы хотите, чтоб я осталась, надо вежливо попросить.
Наступила тишина. Однако, тишина относительная в силу того, что стояли мы у четырёхполосовой дороги, по которой туда-сюда мелькали желающие выпендриться перед гаишниками водители разномастных металлоломов.
Гад мяукнул и стал умываться. Наверное, городская копоть забилась коту в нос. Надо будет вообще его помыть, а то на ковёр в таком виде не пустишь.
-Лиз, а Лиз…останься, а? Ну пожалуйста! Без тебя скучно будет. Честно, в конце концов это ты нас всех тут вместе собрала, - вдруг сказала Женева, залепляя жвачкой дыру в кроссовке, - а я торт купила. Апельсиновый. Даже не торт, а торт-мороженное. Он испортится пока мы будем тут препираться, так что прости ты этих обормотов, а? Ну, парни и есть парни, что с них взять?
Я поколебалась.
-Мороженное, говоришь?
-Форменное. И апельсиновые дольки в сиропе. Вкуснота неописуемая, - продолжала вещать Женева, проверяя, надёжно ли прилепилась турецкая жвачка к русскому кеду. Выяснилось, надёжно.
-Л, Ниа, скажите что-нибудь! – наконец повелительно сказала она, передёргивая плечами, - Не стойте истуканами!
-Я всё уже сказал, - буркнул Л, - Лиза должна остаться.
-Ну так попроси, раз она должна. – резонно предложила Женева, - а то уйдёт, натюрлихь уйдёт.
-Лиза, останься. – вымученно выдал Л и, помявшись, добавил, - Пожалуйста.
Я вздёрнула подбородок – так легко сдаваться мне не хотелось.
-Ну-у…Я, конечно, подумаю… - Но, глядя на морально выжатое лицо Рюзаки, думала я очень недолго, - Ладно. Так и быть, но впредь вы будете меня уважать и слушаться.
На лице обоих читалось крайнее неудовольствие и нежелание смиряться, но я не высказала ни малейших признаков заинтересованности. Женева победно засунула в рот вторую партию жвачки и, нагнувшись, погладила Гада.
-Нейто-сан? – осторожно спросила Отами, всё это время неподвижно стоящая сзади. Ниа обернулся и выдал несколько стрекотательных фраз на японском. Девочка прощебетала что-то в ответ, скромно потупившись. Тогда Н, вызвав лёгкое вспучивание глаз у Л, наклонился и поцеловал девочку в макушку. Та зарделась и хихикнула. Н со вздохом сказал что-то Л и потрепал Отами по плечу.
-Что-то случилось? – спросила Женева.
-Ниа спросил у Отами, чего она хочет и сказал, что она мешает, тогда Отами попросила его не сердиться и сказала, что она подумала, что Н забыл про неё. А Н говорит – он очень привязался к Отами и не хотел, чтобы она с ними ехала, потому что это может быть опасно, - меланхолично перевел Л.
-Ну что? Ко мне? – бодро спросила я, почти забыв о происшедшем.
-К тебе, куда ж ещё. – пожала плечами Женя, - а потом можно в парк пойти погулять. Я там один павильончик знаю – можно посидеть, пожрать чего-нибудь. Возьмём тетрадку твою, воскресим там кого надо и устроим пикничок на природе в обществе регенератов.
Перспективочка была весёлая. Серые тучи постепенно расходились и солнце, нерешительное, как китайский олигарх в обществе русских нефтяников, выползло на небосвод.
-И дадим Ниа тапочки, - повелительно сообщила я, с сочувствием глядя на босые ноги альбиноса, - а то на него смотреть холодно.
Л улыбнулся. Ниа ничего не сказал и только мёртвой хваткой вцепился и прядь волос.
-А Отами пускай посидит дома. – наставительно добавил Л, - она ещё маленькая по вашим паркам шляться. У вас тут такие парки – мама не горюй!
-Какая-то бредовая вырисосывается стратегия, - заметила Женева.
В маршрутке на нашу команду неодобрительно поглядывали старушки в платочках и какой-то пожилой человек с тазиком. Я отворачивалась и изо всех сил делала вид, что я не с ними.
Во дворе непонятно откуда взявшийся Гад подбежал ко мне сзади и стал с мурлыканьем тереться о ногу.
-Очень удобно, - оценил Л, - забыть про твоего кота можно, а вот потерять нельзя.
Я улыбнулась и открыла дверь. На пороге стояла мама.
-Солнце моё, а я уже собралась звонить. Привет, слушай, меня вызывают под Лугу, там что-то горит, взрывается, плачет и хочет поскорее попасть в ящик. Так что я пошла вести свой репортаж с одной из горячих точек планеты и далее по тексту. Макароны в холодильнике, в серванте на третьей полке слева в глубине в красной коробке бабушкиного сервиза из-под перца с надписью «соль» лежит тысяча рублей, это вам на обед помимо макарон. Чмок тебя, я полетела.
И мама полетела.
-Скажи, - протянул Л, - а хранить деньги в серванте на третьей полке слева в глубине в красной коробке бабушкиного сервиза из-под перца с надписью «соль» - это национальная русская забава или я что-то путаю?
Отами я сразу отправила в библиотеку на первом этаже, сочтя, что ребёнок, воспитанный в лучших традициях английских приютов будет рад провести время в обществе Байрона, Шиллера и пыли. Отами не стала интересоваться, почему она здесь, кто я такая и что из этого следует. Странно, очень странно.
Л в общих черта рассказал Н о том, что мы нарыли за последние два дня, потом снабдил это деталями. О смысле слов я могла только догадываться, ибо переговоры вылись на японском. «Хьянь, тянь, бздень» слышались в каждом предложении. Ниа молчал с умным видом. Вообще он производил впечатление хронического молчалкина, которого когда-то побили в детском саду, и он, обидевшись, затих навсегда и уполз в дальний угол собирать монстриков из пластика.
Мы пошли ко мне в комнату, уселись на зелёном диване и я взяла тетрадь, готовая вершить историю.
-Чего писать-то? – спросила я, ткнув павлиньим пером в палец и ловя на его кончик капельку крови, послушно взбухшую на коже.
-М-е-л-л-о. – продиктовал Ниа, заворожено глядя на кровь. Я вывела буквы, закрыла тетрадь, потом снова открыла.
«Michael Keel» - было выцарапано в тетрадке. Моим, между прочим, почерком.
***
Сначала ничего не произошло. Потом в прихожей послышался стук, звон, вскрик, шуршание фольги и хрумканье.
Наша весёлая команда в составе четырёх человек вылетела в коридор.
Там, у разбитого зеркала, с пистолетом в руке, стоял молодой человек странной наружности и жрал заговорённый колдуньей шоколад, который я имела неосторожность оставить на трюмо в прихожей.

Продолжение следует }:->

Фух, у меня, кажется, перестал тормозить интернет (видно, это было наказание мне за жмотство ), так что вот прода )

Странность наружности заключалась в следующем: во-первых, этот тип не старался косить под Рюзаки, к чему я себя морально подготовила. Глаза у него были большие, но радужная оболочка неестественно маленькая – зелёная, кажется, или голубая. Чёрным он их не подводил. Волосы его, в отличие от волос Ниа и Л были аккуратно расчёсаны и уложены в строгую женскую причёску, которую обычно носят деловые, но сексуальные американские девушки-адвокаты. Он был чуть выше Н, но ниже Л, хотя пока они не встали рядом, это было не заметно, потому что одет Мелло был в обтяжную кожаную жилетку и узкие джинсы, визуально увеличивающие рост. Упомянутые джинсы трещали, казалось, при каждом движении потому как были здорово малы субъекту. У меня тогда ещё мелькнуло подозрение, что он специально надел такие высокие чёрные говнодавы, чтобы избавить нас от сомнительного удовольствия в созерцании его голых щиколоток; На груди у нововоскрешённого детектива висел серебряный крест, выполненный явно безвкусно, но с большим старанием в какой-нибудь ювелирной лавке «ГотоЗлато». Ну а во-вторых – и это меня здорово смутило! – пол-лица нашего регенерата покрывал чудовищный ожог, розовый, плохо затянувшийся, бугристый и кровоточащий всякий раз, когда он слишком усердно принимался за шоколадку. Левая бровь была спалена, равно как и ресницы и глаз, голубой, весь в красных прожилках, был больше похож на какую-то отвратительную патологию, как если бы он находился на руке или на груди. В общем и целом впечатление это дитя преисподней производило самое что ни на есть демоническое, куда уж этому жалкому Лайту Ягами в его бежевеньком студенческом костюмчике! К тому моменту я ни разу не видела Лайта, но по рассказам Л вполне могла его себе представить.
Да, в руке у субъекта, как я уже написала, имелся пистолет. Револьвер – если быть точным. И револьвер этот поблескивал философской уверенностью, что он прервёт чью-то жизнь не сегодня – завтра. Это мне здорого не понравилось. Ещё больше мне не понравилось то, что парень за обе щеки уплетал шоколад, доставшийся мне от Эльмиры. В его магических свойствах я на тот момент здорово сомневалась, но всё равно было обидно. Так обидно бывает, когда у тебя гости крадут кусок дорогого мыла, который ты стащила в прошлых гостях, чем страшно гордилась.
-А ну положь плитку! – возмутилась я. Дуло тут же уставилось в мой левый глаз и М сказал что-то на японском, что, видимо, значило нечто вроде: «не лезь, женщина, много ты понимаешь» . Потом он, заглотив полплитки, заметил Л и Ниа, закашлялся и что-то быстро-быстро защебетал на языке Восходящего Солнца вперемешку с американским матом. Интонация была вопросительная.
Л и Ниа хором что-то застрекотали и пока они стрекотали, лицо Мелло вытягивалось всё больше и больше, а глаза всё дальше и дальше вылезали из орбит. Шоколад он, к моему разочарованию, есть не перестал.
Стрекотали японцы часа полтора, не меньше. Впрочем, у меня очень притуплено чувство времени, так что они могли разговаривать много дольше – или короче.
-Мелло плохо говорит по-вашему, - объяснил Л, - они с Метом часто прогуливали русский.
-Моя всё понимати! – взвился Мелло, - Моя плевати если даунистый Л моя русский не ести понимати! – он дёрнул пистолетом перед моим глазом, - ти моя понимати, сучка крашеная?
-Что-о? – я аж задохнулась от возмущения, - это я-то сучка крашеная!? Сожрал весь шоколад и ещё выпендривается!! Ты, лупоглазое кретино!
Мелло озадачился. Но потом просиял и изрёк:
-Вот видишь! Твоя моя понявши! И моя твоя понявши! Мы есть поладивши! – и почесал дулом пистолета опалённый висок.
Я несколько растерялась от такого поворота событий. Я ждала чего угодно – выстрела, ругани, но только не этого. Почему-то я сразу поняла, что это нечто, испытывающее привязанность к какао-бобам могло прикончить меня, не задумываясь. Но вместо этого он, почему-то предпочёл проявить своё ко мне расположение. От этого мне становилось жутковато. Всегда неприятно, когда твоя жизнь в чьих-то руках.
-Ну что? – нарушила тишину, как всегда, Женева, - это Мелло, что ли? Привет. Л, Н, может двинемся? Мне страх как надоело торчать в квартире. Купим там еды всякой…У меня стольник есть, а у Лизы тысяча где-то лежит.
-Вот именно, что «где-то». – буркнула я, - кто-нибудь помнит, где она?
Все смущённо притихли.
-Видишь? Придётся тебе нас кормить. – продолжала я, виновато глядя на Женю.
Женева не нашлась, что ответить и просто махнула рукой.
-А может, тут посидим? – спросил Ниа, - да и Отами Ручше одну не оставРять.
Мелло тут же легко, как пушинку, взял альбиноса за шиворот и тихо-тихо что-то прошипел ему прямо в ухо, раздувая и сдувая ноздри.
-Чего он сказал? – поинтересовалась я.
-Говорит: «Не выпендривайся, давай пойдём воздухом подышим», - меланхолично перевёл Л и, потянувшись, пошёл на кухню
Ниа, видимо, не был в настроении возражать, потому что молча выудил из-под стула мои прошлогодние босоножки и выжидательно на меня уставился. Вернулся Л. В руке, как я и ожидала, он сжимал тарелочку с тортиком, в другой руке – вилку. Какой придурок ест торт вилкой? Только Л на такое способен.
-Нет, Ниара я на улицу таким не пущу. Чтоб ко мне подбегали люди и спрашивали, давно ли я основала приют душевнобольных? Спасибо. – вынесла я вердикт. – Пойдём, душа моя, поищем тебе что-нибудь нормальное.
После того, как шкаф был перерыт сверху до низу, я извлекла на Свет Божий широченные рэперовские штаны, чью-то (наверное, братиковскую) футболку, в которой заблудились бы три футболиста и бейсболку, под которой три бейсболиста могли укрыться от дождя. Собственно, бейсболка была холщовой и даже сошла бы за модную, если бы не предательская надпись на ярлыке «ООО Ладога; 100% хлопок». Кепке было лет шестьдесятЪ.
Увы, мои последние кеды сцапал Л, делиться своими каблучущими сапогами я не хотела, поэтому пришлось Ниару, переодевшись во всю эту красоту, остаться в моих босоножках.
Наша весёлая клиника на выгуле вышла на улицу, прошлась по Кнюшенной до самой Парковой, потом по Парковой прошлёпала в сторону Лицея, купив чипсов, леденцов, лимонаду и шоколаду, миновала Лицей и вышла в Александровский парк.
В солнечном месяце апреле парк дышал распустившимися почечками и оттаявшими железными скамеечками. В Екатерининском, наверное, не сняли ещё жестяные коробки со статуй…
-Потрясающе красивое место. – заявил Л, - жаль, что здесь не цветёт сакура, я так люблю её запах… У нас в Японии.. – он немного помолчал, выдерживая лирическую паузу, - у нас в Японии тоже есть садики. Но они маленькие и сделаны искусственно. Мы делаем их для себя, а вы… У вас парки такие дикие, как настоящие леса - я никогда не был в лесах, но видел картинки по интернету, – так вот, вы как будто делаете парки для самих парков. Никакой схемы, никакого узора.. Голая дикость. Варварство, но мне почему-то жутко нравится.
-Лучше, чем природа не посадишь. И кусты лучше, чем природа не пострижёшь. – объяснила я, - и самая красивая роза – шиповник. Вы, японцы, всё делаете своими лапками, почитая их за чудо. Молодцы, конечно, к тому же вы все такие душевные, морально утончённые и так далее… Но никакая – даже самая заковыристая – икебана никогда не сравнится с таёжной степью. Вот такой я бессовестный патриот!
-Икебаны не должны быть заковыристыми. – нравоучительно объяснил Л, - в них привлекает как раз простота и чёткость. Это вы, русские, любите всё яркое, разноцветное, пышное и - произношу по буквам – А-Ш-И-З-Е-Н-Н-О-Е.
-Ну ты и зануда! – весело бросила я и убежала вперёд.
К Л тут же прильнула Женя, чем так его удивила, что тот мгновенно забыл наш разговор и уставился на свою пассию, открыв рот. Голубки несчастные! Хотя… Почему же? Вполне себе счастливые. Ну и пусть радуются. Что мне, жалко, что ли? И вовсе мне не жалко. Уж лучше женева, чем этот грешный Лайт… Вспомнив о нём, я невольно фыркнула. Как там у Чуковского – «Вот урод так урод! Что за нос, что за рот – И откуда такое страшилище?» Псиииих… Хотя… Психи в принципе неплохие. Что-то в них есть.. Ведь Л тоже псих – по свему, конечно.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я стала наблюдать за эловскими наследничками, жрецами Вамми.
Ниа шёл так, как будто ходить не умел в принципе, шатался, оглядывался по сторонам и нервно поправлял кепку. Футболку была ему ниже колен. Босоножки смотрелись, как на блохе подковы, кудряшки вообще заставляли задуматься о принадлежности сего существа к классу млекопитающие, подвид жвачные, вид бараньи (а бараны жвачные? Автор усиленно тупит).
Мелло, наоборот, забирался на ограды, злобно лыбился и пугал прохожих пистолетом. Он то и дело пытался привлечь моё внимание, вставал на руки, даже окунулся в канал, вылез, мокрый и счастливый, и попытался завязать со мной разговор. Идеально и без акцента он мог произнести, как выяснилось, три фразы: «я в курсе», «иначе это было бы нелепо» и совсем уж запредельное выраженьице «всё оказалось не так, как на самом деле».
Разумеется, это он мог употреблять с вариациями, чем страшно гордился. Со склонениями и спряжениями, однако, дело обстояло гораздо хуже – всё-таки глазами немца, воспитанного в Англии и припаханного в Японию русский язык вполне резонно может показаться запредельно трудным. Хотя бы все эти фразеологизмы – например, «так себе». При чём тут «так», да ещё и именно «себе», а не кому-нибудь, когда речь идёт об оценке незаинтересовавшего нас предмета или явления? А шёл-ходил-иду-пойду? Это же кошмар филолога! Однако Мелло держался молодцом и довольно гладко вёл беседу. Меня, однако, немного смутило то, что он застрелил белку, подобравшую уроненный им кусочек шоколада и то, что он съел-таки этот кусочек, обагрённой беличьей кровушкой. Но вообщем то он был неплохим парнем. Гораздо лучше, чем я ожидала.
Павильон, о котором говорила Женева, я хорошо знала. Это было заброшенное, когда-то красивое здание, заросшее теперь мхом, кустами, берёзками и тому подобным безобразием. Всё это выглядело живописно и даже несколько романтично, однако, несмотря на то, что здание было обнесено ржавым забором, внутри не зарастали народные тропы, а количество мусора утраивалось с каждым новым сезоном отдыха. Было ощущение, что в незадачливое строение попал метеорит, потому что всё внутри было разрушено, не сохранилось полов и потолков главных залов ни на каких этажах, зато коридоры и боковые комнаты для прислуги не обрушились. Мраморная лестница, ведущая вверх по этажам, заканчивалась на третьем этаже обрывом вниз. Можно было прыгнуть и уцепиться за берёзку, проросшую рядом аж до третьего этажа, но проверять это теоретическое утверждение на практике я так и не решилась. Инстинкт самосохранения, как-никак.
Но я забежала вперёд. Сначала нам ещё надо было перелезть через забор. Мелло умудрился проскользнуть в самую, наверное, узкую щель во всей ограде и дразнил нас с той стороны шоколадом. Я, справедливо рассудив, что застряну везде и всегда, перелезла на ту сторону по ветвям любезно попавшегося под руку дерева. Злобные критики могут счесть этот эпизод утопическим, но стоит мне добавить, что я перепугалась до смерти, порвала коленку, шлёпнулась в грязь и ушибла локоть, как все недоверчивые читатели тут же, злорадно хихикая, решат, что всё вполне реально и легковыполнимо. Злая, как семьсот аллигаторов, я сделала нечто, в повседневной ситуации приравниваемое к самоубийству – выхватила у Мелло кусок шоколада, который он не успел доесть и засунула в рот, не успел он сказать «дифальсификация». То есть, процесс этот был достаточно долгим, просто Мелло так офигел от происходящего, что даже не предпринял попытку меня остановить. Когда же до него дошло, что я и правда лишила его последней услады в жизни, в его руке блеснул револьвер и два глухих щелчка отдались в моём и без того изувеченном мозгу. Однако, как это часто бывает, когда рассердишься, Мелло промахнулся. Одна пуля прожужжала в кусты около моего бедра, вторая больно царапнула по голени и усвистела по неизвестной траектории. Я, в качестве последнего аргумента, кинула в блондина фантик от шоколадки, надеясь тем самым если не убить его, то хотя бы серьёзно ранить. Майкл пощёлкал затвором. Пули кончились. Нет, мне определённо везёт сегодня! Не успел он перезарядить свою пукалку, как сзади на него налетело что-то и метким ударом ноги сбило Мелло на землю. Бесполезный теперь пистолет вылетел из его рук и приземлился аккурат к его ногам. Я инстинктивно отпрыгнула, боясь, что сейчас он опять выстрелит, на этот раз – совершенно самостоятельно и точно в цель.
-Что ты себе позволяешь? – прошипел Л, наседая на Мелло и прижимая его к земле.
-Diese Dirne*…(*эта шлюха…(нем.) - начал блондин, ненавидящим взглядом сверля меня. Опа-на. Ничего себе, по-немецки шпарит. При чём шпарит от души, вероятно, это его родной язык… Ну и ну.
-Изволь говорить по-русски, мы не одни. – грозно, но тихо попросил Л, - и выбирай выражения по приличней.
-Ребят… - послышался голос Женевы из-за ограды, - я понимаю, у вас там страсти-мордасти и всё такое, но… Тут Ниар застрял.
Не знаю, было ли у Женевы такое в планах, но разрядить обстановку ей удалось с завидным успехом. Я, по крайней мере, точно не ожидала такого поворота событий. Мы – все втроём, каждый из своего положения – синхронно посмотрели в сторону происшествия и действительно увидели, что белобрысый обладатель кепки из натурального хлопка крепко и безнадёжно засел между двумя железными поросшими мхом прутьями. Лицо у него при этом было самое что ни на есть страдальческое.
Далее каждый отличился, как мог. Я глупо хихикнула, Л покачал головой, а Мелло вдруг хрюкнул и сложился пополам от задорного поросячьего визга, да так, что Л, не усидев на своём не в меру прытком «скакуне», потерял равновесие и грациозно шмякнулся в грязь. Потом, со спокойствием бедуина, поднялся, кое-как отряхнул штаны и рубашку и подошёл к Ниа; несколько минут он посверлил седого взглядом, потом словно отдал себе беззвучную команду и рывком потянул мальчишку (потому что несмотря на то, что Н старше меня на добрых полтора года, я до сих пор считаю его мальчишкой) на себя. На заднем плане у Мелло начиналась истерика, по крайней мере, его хихиканья уже перешли на просто в нормальный смех, но в какое-то нездоровое бульканье. Наконец несчастный, обречённый на восемь минут потягушечек, Ниа, собрав с забора всю плесень, носом вперёд вылетел на траву, заодно повалив на спину и Л. Как Мелло оказался сверху, истерично гогоча, я до сих пор не понимаю. Несколько минут на земле происходила отчаянная борьба за право встать на ноги.
При этом М продолжал хохотать, Н сопел, как больной паровик, а Л просто молча удивлялся, как это, он, такой умный и хороший, попал в такое возмутительное положение. Откуда ни возьмись, вынырнул Гад и с хитрым видом еврея, откопавшего алмаз в казенных шести сотках, стал слизывать остатки сливок с блюдца, выроненного Элом. Тот заметил это и вдруг, без видимых усилий, встал на ноги и решительным жестом отобрал у кота его маленькую кошачью радость. Тут же , в траве, нашлась вилка.
-Ну, Жаннель, пролезай! – улыбнулась я Женеве, - если что – только что разработанная методика вытаскивания к твоим услугам.
-А чего мне пролезать? – удивилась эта потрясающая особа, - вон калитка открытая. Я там пройду.
***
Внутри развалины полностью соответствовал моему последнему воспоминанию о них – всё те же пакеты, кожурки, этикетки, коробочки и бутылки. На раскиданных по всему периметру внутреннего двора камнях буйным цветом зацветал какой-то дикий мох (если мох, конечно, может цвести), а между них пробивались какие-то дикие кустарники. Пахло сыростью, плесенью и , почему-то, ландышами, хотя никаких ландышей я не видела. Мелло, проигнорировав наличие хлипкой мраморной лестницы, взбежал на второй этаж по скинутой оттуда железной балке, больше похожей на рухнувший громоотвод. Там он тут же устроился на поросшем лишайником подоконнике. Собственно, подоконник – это единственное, что осталось от окна, когда-то выходящего на восточную сторону. По лицу немца я чётко определила, что всё то, что наговорили Л и Ниа, когда вкратце пересказывали этому блондину занимательные события прошедших дней, произвело на него сильное впечатление и что Мелло всерьёз вознамерился заняться этим делом и, непременно, разобраться с ним раньше, чем Н, которого он, судя по всему, недолюбливал.
Охая взгромоздясь на второй этаж, мы последовали мудрому примеру немца и расселись по подоконникам. Л, стараясь выделиться из серой толпы простых обывателей, шлёпнулся на самый край этажа и свесил ноги вниз, к поросшему березовой рощицей полу.
-Я надеюсь, ты не потеряла тетрадь? – осведомился он, посадив себе на руки Гада и поглаживая его одним пальцем между ушами. Его галза, внимательные и отстранённые одновременно, не отрывались от моего лица. Я сидела настолько близко к нему, что могла увидеть в них своё отражение, искажённое, расплывающееся, но вполне узнаваемое. Отчего-то мне стало жутковато, но я быстро подавила подступающую дрожь захлёбывающемся смешком.
-Куда ж я без неё. Собственно, без неё я вам и не нужна. Я – так, приложение к артефакту, верно?
-Что-то вроде того, - совершенно серьёзно кивнул Л. Я настолько возмутилась, что даже забыла обидеться. И только потом до меня дошло – а ведь он, в сущности, прав. Зачем я им сдалась? Я ведь ничем, ну ничем не отличаюсь от остальных. Я шибко умная? Нет. Может, шибко красивая? Даже если бы и да, то для этих целей уже есть Женева. Ничегошеньки-то во мне особенного нет. И тут мне стало так грустно, так грустно, что хоть в гроб залезай и завещаньице строчи. Может, отдать тетрадь Женеве и фиг с ним? Они-то уж справятся. Гениальный детектив и судмедэксперт – шикарная пара! И два блондина на подтанцовках.
Хотя нет. Стоп. Ведь есть ещё кто-то. Кто-то ещё.
«…Да, я хотел, чтобы ты нашла её. Но я не шинигами, я Един и с ним тебе придётся работать самой…»
Кто? Кто ты, чувачок?
-Лиз, сколько можно тупо сидеть, пускать слюну и тупо пялиться в пространство? Тебя, кажется, русским языком спросили, хотя могли бы и пренебречь такой роскошью.
Я очнулась и подняла голову.
-А?
-Бэ-э! – перед моими глазами нарисовалась нахмуренная физиономия Женевы. – Нет, я ,конечно, всё понимаю, повитать в облаках – святое дело, но Л, между прочим, не прогноз погоды узнаёт! Ты о чём задумалась?
-О накомарниках.
-О чём?
-Накомарники. Это такие намордники для комаров. Чтоб не кусались. – рассеяно ответила я.
-Накомарники – это прекрасно. – бодро ответила Жени, - но Тетрадь Жизни всё же прекраснее. Давай, доставай её. Или ты её потеряла? – в глазах дамочки на секунду промелькнуло что-то вроде страха и подозрения.
-М? Да нет, что ты. – Я торопливо достала из-за пазухи тетрадку в глянцевой обложке.
Л молча принял у меня объект и, кивнув Мелло, передал ему. Блондин взял её, давольно брезгливо но не без интереса и открыл. Сначала он вслух прочитал «посвящение» и правила, а потом возмутился:
-Дальше всё руски! Моя руски непонимат! Почто нельзя инглиски иль германски писат? Почто надо руски? Глюпи, глюпи шинигами! – и кинул тетрадку обратно Л.
Тот, помявшись, взглянул на листки и удивлённо поднял на меня глаза.
-Тут и правда что-то по-русски написано. А ведь раньше этого не было! Прочитай, - велел он мне и передал Тетрадь.
Я взглянула и охнула от неожиданности. Страницы, которые ещё вчера были пустыми, теперь были исписаны мелким убористым почерком. Вот эта надпись слово в слово:
«Дорогая Лиза!
Надеюсь, ты приятно удивлена, что я решил как-то прояснить ситуацию и написал эти несколько строк - специально для тебя и твоих новоприобретённых друзей. Кто бы мог подумать – столько новых знакомств за каких-то несколько дней! А в какую ты вляпалась историю – это ж кому рассказать! Но вернёмся к делу. Мне не понравились твои меланхоличные мысли о том, что у тебя последняя роль в этой истории. Это отнюдь не так. Ты действительно почти ничем не отличаешься от множества других людей, и всё-таки, позволь мне объяснить методы мой селекции.
Сначала я отбирал девушек. Просто потому, что вы не подвержены маниям типо мирового господства или улучшения жизни всего мира или бог знает чего ещё. Вы – бомбы местного действия и зачастую ваши усилия приводят к куда более ощутимым результатам, так как вас, девочек, много и каждая из вас усиленно продвигаются в своей собственной жизни. Среди вас никогда не будет Наполеонов, Петров Великих, Гитлеров, Лайтов Ягами и тому подобных знаменитых выродков, но вот Соньки-Золотые ручки, Екатерины Медичи или, того хуже, прабабушки гениальных детективов спят и потирают ручки в каждой из вас. Затем, я отобрал всех, чьё имя начинается на Л. Думаю, ты догадаешься, почему. Далее, я сразу отсеял тех, кто живёт в малогабаритных квартирах с кучей родственников. Вслед за ними лишились приключения прагматичные недоверчивые маменькины доченьки, до смерти боящиеся семилетнего незнакомца на другой стороне улицы и с визгом убегающие от страшных старшеклассников, предлагающих мороженное в тёмном закоулке школьных коридоров. Потом, мне нужна была натура не обременённая излишней приземлённостью и честностью, ведь она ни за что бы не спёрла тетрадь и уж точно не стала бы писать в ней кровью своё имя. Я полагаю, ты хочешь спросить, откуда я знаю личные качества каждого человека – и заодно, почему именно здесь, в Пушкине, происходит вся эат дребедень. Отвечу – всё это в какой-то мере связано с преступлениями, которые вы непременное, помяни моё слово, непременно раскроете. Далее всё просто – в Пушкине всего-то пятнадцать девочек, подходящих моим нуждам. Тебя я выбрал совершенно случайно. С таким же успехом это могла быть и другая девочка, любая из этих пятнадцати, и каждая имела бы право спрашивать: «а почему именно я?» - и каждая получила бы в точности такой же ответ.
Ну вот, теперь твоё любопытство касательно этого вопроса, я надеюсь, удовлетворено, и я могу переходить к той самой главной части повествования, ради которой я, собственно, и затеял весь этот бред с чувственным объяснением в виде дружеских писулек в уникальном артефакте, которому, я уверен, найдётся более достойное применение.
Итак, звезда моя, читай и въезжай.
Когда я подкладывал тебе эту тетрадь, я смел надеяться только на то, что ты воскресишь Л. Собственно, это была моя программа минимум. Когда она была выполнена, я обрадовался и расслабился. Я был уверен, что Л тотчас же конфискует у тебя артефакт и спрячет его под стекло до лучших времён. Увы, ты ему не позволила. Вместо этого по просьбе нашего гениального дютика ты воскресила ещё одного удальца. Конечно, я мог бы затуманить тебе мозги и внушить, что ты забыла, что это надо сделать, но мой бедный организм не выдержит такой нагрузки. Ты спросишь, почему вам до сих пор не пришло в голову просто воскресить несчастных жертв и спросить у них, кто их убил? Это моя работа, я заставил ваши мысли обходить эту идею стороной. Нельзя их тревожить, Лиза, ни в коем случае. Их души теперь там, откуда нет возврата, а воскресив их, ты ровным счётом ничего не добьёшься, потому что нет вещи опаснее и бесполезнее, чем потревоженный, вырванный из объятий спасительного сна дух зверски убитого человека. Я взял под контроль твою психику, по этому на то, что на твоих глазах подожгла себя старая ведьма, ты отреагировала давольно вяло. Согласись, глупо было бы, если бы тебя так быстро упрятали в психушку. Это стоило мне неимоверных усилий, уж пожалуйста оцени.
Далее. Раз уж ты играешь по-крупному, я должен дать тебе полный список правил Тетради Жизни, так как тем простеньким набором обывателя ты уже не сможешь довольствоваться. Вот остальные :
h. Если в Тетрадь Жизни записать Шинигами, он становится видим для людей, но глаза и Тетрадь не потеряет.
i. Шинигами не видит Тетрадь Жизни. Если Шинигами дотронется до Тетради Жизни, он станет человеком, потеряет свою тетрадь и глаза.
j. Тетрадь Жизни невозможно потерять или уничтожить обычным способом. Что бы с ней ни сделали, она сама будет находить того, кого сочтёт нужным.
k. У Тетради Жизни нет хозяина, поэтому её легко можно украсть. Как правило, Тетрадь не против – она любит приключения.
l. Если в Тетради Жизни записать больше шести человек за один месяц, Тетрадь исчезнет. Где и при каких обстоятельствах она появится вновь – неизвестно.
Как ты правильно поняла, моя умница, эта шняга живая – живее некуда. Это пока всё, что я вспомнил, может, если в мою дырявую голову вернётся ещё что-то на тему, я напишу. Вообще, проверяй тетрадочку почаще – вдруг мне срочно приспичит обстоятельно излить тебе свою незадачливую душонку=) Я вообще очень чувствительный и ранимый, стал бы я в противном случае волноваться по поводу своей судьбы, а заодно судьбы твоей и нашего общего брюнетистого друга? Да, и ещё – расследуйте, други, побыстрее, страсть как хочется посмотреть, чем всё закончится. А что ты думала, Рюук тут один массовик-затейник? Кстати, если встретишь его или Рейзора – передай мой пламенный привет. «Пламенный», запомни.
Искренне Ваш,
Л.»

Добавлено (23 Сен 2010, 13:36)
---------------------------------------------
Я ошалело уставилась на подпись.
Потом на Л.
И снова на подпись.
И опять на Л.
-Л, что за хрень? – склонив голову, поинтересовалась я, надеясь, что всё это светопреставление – какой-то вражеский злодейский заговор и сейчас из кустов выпрыгнет кто-нибудь мне близкий и знакомый, например мама и с криком «Ахахах, видела б ты свою рожу!» потрепала меня по затылку, как она это обычно делает.
-А что такое? – настороженно спросил тот. Нет, не заговор. Невозможно смотреть такими натуральными глазами.
Я показала детективу тетрадку. Тот медленно и вдумчиво стал читать, на ходу вслух переводя на японский. Ниа и Мелло стали двумя большими ушами, а Женева пыталась заглянуть Л за плечо, чтобы так сказать «въехать» и сделать какие-то конструктивные выводы. К тому моменту как Рюзаки кончил читать, оттенок его кожи уже зашкаливал за нежно-голубой, на лице у Мелло обнаружилась фарфоровая маска «благоговейный ужас» для театра сатиры, а Ниа вцепился в прядь волос так, как хватается утопающий за надувной круг.
-Выходит, он может управлять нашими мыслями. – пробормотал Л, - это плохо. Скажу больше, это очень плохо.
-Но ведь он… Кажется, миролюбиво настроен. – пробормотала я.
-Ключевое слово здесь «кажется», Лиза.
Чёрт, достал называть меня по имени! Звучит тупо каждый раз в конце предложений добавлять «Лиза». Я в курсе, что я Лиза! Мало того, это единственное моё непоколебимое знание! – чуть не сорвалась я. Но мигом понята, что кроме чисто именных недоразумений у нас есть более насущные проблемы, которые надо решать как можно скорее.
-А… Может, это Лайт? – вдруг подала голос Женева. Л посмотрел на неё, как на Барабашку из своих детских кошмаров. Потом его взгляд вдруг стал пустым и холодным.
-Хватит произносить вслух всё то, что я пытаюсь заглушить в себе самом. Я не верю и не хочу, чтобы это был Лайт.
Вдруг Мелло, уже пришедший в себя, выхватил тетрадку и, потрясая ей, стал выкрикивать какие-то ругательства на немецком. Потом три раза плюнул под ноги, высказав тем самым своё фи, а потом вдруг подошёл ко мне и поцеловал в щёку. Женева хрюкнула в кулак. Ниар пожал плечами, а Л подошёл вплотную к немцу и вдруг вцепился ему в ухо своими длинными музыкальными пальцами.
-Ах ты развратник! – с чувством крикнул он по-русски, забывшись произнося «ы» как «и» а «р» вообще по-английски. Мелло улыбнулся игривой аристократической улыбкой и ловким движением уха вырвался из хватки. Л продолжал сверлить его пламенным взором и гневно раздувать ноздри, Женева ухохатывалась на заднем плане, а я тихо млела. Неужели Л ревнует? Ах, какая прелесть…Ииииииииии, ньять! Нюфнююююй!!! – почти в голос заорала я, так толком и не поняв, что символизируют эти красноречивые междометия, только что придуманные мною.
-Может, хватит? – раздражённо спросил Н, отрываясь от прядки, - как дети малые, честное слово.
Теперь Женева ржала уже на пару с Мелло. К ним, тоненько подгыгыкивая, присоединилась я, а Л только улыбнулся как-то неуверенно, углом рта.
-Не вижу ничего смешного, - буркнул Ниа, - И вообще, вариантов у нас есть два: либо это Лайт, либо это не Лайт. Если это Лайт, то всё плохо, а если это не Лайт, у нас есть два варианта: этот кто-то за нас или этот кто-то против нас. Если этот кто-то против нас, то всё плохо, а если он за нас, то у нас есть два варианта:
-Ниа, помолчи, - вздохнул Л, - Во-первых, тебе не идёт многоречивость, а во-вторых, пора как-никак, а заниматься расследованием. Лайт это или не Лайт, а дело висит и это плохо. Давайте дружно вспоминать факты. Во-первых, мы имеем шесть жертв. Все они отравлены мышьяком. Первый, Дмитрий Кримов, умирает 7-го апреля. Так как агония длительна, предположительно отравлен 23-го марта. Но агонии замечено не было. Моя версия – убийца отравил Кримова, спрятал уда-то умирать, а сам переоделся им и жил под его видом в его доме, исчезнув, как только Кримов умер.
-Но этот тип жил в общежитии! – заметила я, - наверняка все его помнили и всполошились бы, узнав, что это не он!
-Не думаю, - грустно улыбнулась Женева, - вскрытие показало, что Дмитрий был горьким пропойцей, перемена в поведении не вызвала бы удивления со стороны его соседей.
-Почему ты это сразу не сказала? – изогнул бровь Л.
-Потому что ты не спрашивал, - пожала плечами Женева, взяв в рот вырванную откуда-то травинку.
-Работал Кримов уборщиком в фирме «Малая Невка», - невозмутимо продолжил Рюзаки, - и у него дома и в офисе этой фирмы нам следует побывать.
Жертва номер два – экстрасенс Пётр Лузанов, экстрасенс. Умер без помощи Тетради Смерти, но, возможно, с помощью людей. Обратите внимание на его слова – «…один человек занял место другого, а того отравил и утащил к воде…» Я почти на 83% уверен, что он говорил это о Дмитрие Кримове и его убийце. Видите, моя теория подтверждается. Далее, он, якобы, пошёл на квартиру к Дмитрию, чтобы «восстановить справедливость». Заметьте, отравление происходит в день смерти Кримова, то есть этот Лжедмитрий, убийца Кримова, нарвался на этого экстрасенса как раз в тот день, когда собрался уходить. Как он его отравил – не знаю, но ясно одно – надо погостить на хате у Дмитрия и хорошенько потолковать с соседями. Они должны подтвердить, что: а)За две недели до смерти Дмитрий сильно изменился, или ушёл в запой, или, наоборот – резко протрезвел; б)За день до ухода Дмитрия к нему кто-то заходил и он его чем-то угощал или что-то вроде того; в) Из дома пропала кочерга, но это не обязательно – кочергу можно и на рынке купить. Вот наша программа минимум на сегодня.
Далее.
Юрий Вяземский. По выражению Эльмиры, «двуличный тип», не настоящий экстрасенс, а так, жалкий фокусник. Убит так же, как и Лузанов, в то же время.
-Может, они были друзьями и пошли к Кримову вместе? – предположила Женева.
-не исключено. – равнодушно ответил Л, - Но! Вяземского, по утверждению Эльмиры, «записали», и я уверен, речь идёт о Тетради Смерти. А Лузанова никто не записывал, так что вряд ли они ыбли вместе.
И! Этот Вяземский, его заподазривали в контрабанде наркотиков. Он не дожил до суда. А напарником его был – Виктор Астафьев, муж Нины Астафьевой, нынешней владелицы фирмы «Малая Невка».
-У меня сейчас голова лопнет, - пожаловалась я.
-Расслабься, даже если ты всё поймёшь, то не сильно поможешь, - успокаивающе улыбнулся Л, - я сейчас объясню всё для коллег, а потом просто скажу тебе, что надо сделать и куда надо идти. Идёт?
Я кивнула. Какой же он всё-таки…гадкий!..иногда бывает.
-Кто там у нас дальше? Да, Василий Волкончук, серийный убийца. Может быть, это он убил Лузанова? Или Вяземского? Или Кримова? Или и того и другого и третьего? Как бы то ни было, но и сам он умирает, причём смерть его явно стилизована под другие.
-Есть версия, - промурлыкал Мелло, - что если кто-то выпустил Волкончука, чтобы тот перебил кого надо, а когда киллер сделал свою работу, нужды в нём уже не было? И его решили мало того, что просто обезвредить, да ещё и показать его непричастность! Как известно, - смерть – лучшее алиби, хоть и не самое достоверное.
-Может и так, - кивнул Л с таким важным видом, словно…А, у меня даже воображения не хватает. – К тому же, его убийство разительно отличается от остальных, пусть и выглядят они похоже. Как там было, Женева?
-Лодка плавала пустая по озеру. Забрызгана кровью, -покладисто вспомнила девушка, - на лодке найдена рапира, на рапире мозги Василия, его отпечатки и отпечатки, частично стёртые, Дмитрия Кримова.
-Всё это очень, очень странно. – отозвался Л, - Следующий и самый интересный. Александр Ермаков, продавец. В его кармане был найден клочок из Тетради Смерти, следовательно, и сама тетрадь может быть у него. Адрес не установлен?
-Нет, его опознали в милиции, - буркнула Женева, - он часто приходил поговорить с тем полицейским, который стал следующей жертвой. С Фёдором Брусникиным. Больше о нём ничего не известно.
-Это очень, очень интересно. – вздохнул Л. – Значит так. Помимо хаты Дмитрия нам надо: побывать в тюрьме и узнать, как отпустили Волкончука и кто его отпустил; побывать в милиции и поговорить с ребятами насчёт Ермакова с Брусникиным; побывать в фирме «Малая Невка» и узнать как можно больше всего. Предлагаю начать с коммуналки.
-Ты, как всегда, мозг. – улыбнулась я.
Женева, вскрыв новую пачку жвачки, спрыгнула с подоконника и подхватила на руки Гада. Тот недовольно мяукнул, но больше для проформы.
-Может, не надо приходить к Кримову прямо так, всей гурьбой? – предположила она, - мало ли что подумают, мы ведь не из милиции всё-таки…
-Но-но! У меня есть удостоверение детектива! – насупившись, заметил Н.
-У меня тоже, но не думаю, что надо это афишировать. – настоятельно сообщил Рюзаки, - будет лучше, если моё воскрешение останется тайной для СМИ хотя бы на некоторое время.
-СМИ не знают и о твоей смерти. – заметил Н, - как не знаРи они и о шинигами и о Тетрадях Смерти. ДРя СМИ всё просто – деРо по Кире раскрыто с помощью детектива Рь. Множество вымысРов и догадок, но читатеРь в них, конечно, не верит. Они не знаРи даже о том, что я тебя смениР. Быр ЭРь – есть ЭРь.
-Тоже верно, - кивнул детектив, - и всё таки, я настаиваю. Сейчас мы все пойдём домой, оттуда мы с Лизой идём в коммуналку, а Мелло, Женева и Ниа с Отами сидят дома и готовят обед. Кто из них быстрее найдёт две тысячи, спрятанные Лизиной мамой, будет моим наследником.
-Включая меня? – удивлённо спросила Жени.
Л задумчиво пожевал губами и одним махом спрыгнул с осыпавшегося края пола вниз.
…
У меня не было слов.
…
Нет, я, конечно, всё понимаю. Но как же я, чёрт возьми?
Я посмотрела в лицо Женевы. Никакого вселенского зазнайства, только счастливое удивление – ей-богу, святой человек. Я подавила желание тут же закатить истерику и покусать большую часть присутствующих. Видимо, на моём лице это отразилось – надулись щёки, вылезли из орбит глаза, мелко задрожала нижняя губа и всё в таком духе, потому что сзади подошёл расчувствовавшийся Мелло и ободряюще врезал мне между лопаток так, что я чуть не полетела вслед за Л, рискуя, однако, приземлиться с меньшим успехом. Кое-как наша компания собралась с мыслями, силами, тетрадями и прочими составляющими нашего неколебимого духа и через калитку(-_-) вышла на свежий воздух.
Путь домой оказался короче, чем путь в парк, не знаю уж почему. Добрались мы туда на удивление быстро.
Отами, сидевшая внизу, с увлечением делала самолётики из бумаги, Ниа, немного помявшись, присоединился к ней и попросил, чтобы его не беспокоили. Я спросила, почему бы ему не уехать на базу, там спокойнее, на что он ответил, что может там и спокойнее, но тут, несомненно, безопасней. Я разозлилась и стала топать ногами, но это не возымело должного действия. Поняв всю безысходность и нелепость ситуации, я села в уголок в своей комнате и зарыдала в голос, утирая нос и глаза рукавами.
Женева была где-то на кухне, поэтому не слышала зова моей души, а вот на Л и Мелло, которым выпало счастье находиться поблизости, действо произвело огромное впечатление.
Они, конечно, привыкли видеть людей, рыдающих по самым разным причинам, но, как правило, плакали эти люди от боли – физической, или реже – душевной. От обиды на их

Добавлено (23 Сен 2010, 13:50)
---------------------------------------------
-Они неудобные!.. – ныл Л, когда мы под проливным дождём вышли на улицу.
-Можешь вытащить штаны поверх, - сжалилась я. Л, с трудом оставаясь в радиусе защиты зонтиком, балансируя на правой ноге, вытащил джинсу из левого сапога, потом проделал то же самое с правой ногой, прыгая на левой.
Дождь – настоящий Петербургский дождь, который не снился ни Лондону ни Венеции, дождь, на который обречён наш город, бил так, словно дал священную клятву пробить все зонтики несчастных пушкинцев, волею случая оказавшихся на улице. Метра за три всё покрывала звенящая серая пелена, так что двигаться приходилось наобум. Постояв на обуме, мы решили свериться с бумажкой.
-Магазейная, 4. Это вдоль по улице, - завопила я, стараясь перекричать шум дождя. Л кивнул. – Наши-то без зонтика, - сочувственно крикнула я на ухо великому детективу. Тот раздражённо посмотрел на меня и поковырял мизинцем в ухе, призывая не орать.
Мы двинулись вдоль мокрой, холодной Магазейной, щедро поливаемые со всех сторон. Оба мы смотрели только под ноги, пытаясь сгруппироваться под одним зонтом, толкаясь и сопя. Волосы Л были уже все мокрые, как и рубашка.
Вдруг он поднял голову и насторожился. Прищурил глаза, стараясь различить что-то в шуме ливня.
-Слышишь? – наконец спросил он, - люди. Много людей, где-то там, у Центра.
-А, это новый храм поставили. Точнее, восстановили. Сейчас купола ставят*, - объяснила я.
-Пойдем, посмотрим. – нерешительно сказал Л, останавливаясь.
Я удивилась.
-А разве нам не надо к Кримову?
-Успеется, - отрешённо сказал Л, - я очень хочу посмотреть на русский храм.
Я вздохнула и мы свернули в скверик, через который можно было пройти на площадь перед храмом.
Там действительно стояла толпа, большинство людей закрыли зонтики, чтобы не пропустить момент установки куполов и креста. Крест был золотой, купола – ещё медные, но блестящие и звенящие под дождём. Сам храм Святой Екатерины, ещё неотштукатуренный стоял под дождём, как огромный кирпичный корабль или замок какого-нибудь Властелина из второсортных приключенческих романов. Мы с Элом пристроились сбоку толпы и стали наблюдать.
Было холодно и мокро. Люди волновались. Наконец огромный жёлтый кран наклонился, подцепил первый медный купол и медленно, но верно стал его поднимать. Запел священник, запел хор. Подхватили, не разбирая слов, люди. Купол качался в воздухе, звенел под барабанящим ливнем.
Я могла бы поклясться, что у Л захватило дыхание, его зрачки неестественно расширились. На мгновение, которое длилось несколько минут, мне показалось, что его волосы и глаза, обычно чёрные, приняли голубоватый оттенок и заблестели. Указательный палец он засунул в рот и улыбнулся. Но Боже мой, это было действительно ошеломляющее зрелище! Вслед за первым куполом вверх поплыл второй, третий… это продолжалось около часа. А потом начали поднимать крест. Хор запел громче, горожане выли с ним и атмосфера создавалась, прямо скажем, гипнотическая. Крест сиял, слепя глаза, и его свет отражался в каждой капельке дождя, и я не могу написать всего, потому что просто не помню – всякие вспышки подобного рода быстро стираются из памяти, остаются лишь ощущения, о которых вы, дорогой читатель, можете только догадываться…
Всё действо заняло не больше двух часов, уходили мы от храма мокрые и счастливые. Как добрались до нужной мне парадной зелёного дома – не помню, ибо оба были под впечатлением.
Я открыла скрипучую дверь и мы очутились в тёмном, застланном линолеумом коридоре.
-Значит так, - тихо сказал Л, - ты лучше молчи; а если неймётся, говори только то, что я скажу и только когда я скажу, ладно?
Само слово «ладно» предполагало то, что я могу и не согласиться, но интонация не оставляла сомнений – выбора у меня не было.
-Ладно, - обиженно протянула я. Однако, это просто бесчеловечно! Я тут тружусь, воскрешаю, из сил выбиваюсь, а он… Мысленно я решила наплевать на его слова и при первой же возможности сказать что-нибудь значимое и важное первому встречному. Л, судя по всему, просёк мои намерения и так посмотрел, что у меня зашевелились зубы. Нахмурившись, я отвернулась и ногой пихнула первую попавшуюся, довольно обшарпанную дверь. Дверь, однако, не пихнулась, но Л, как всегда, решил интеллигентно выпендриться.
-А вот в Японии..
-Начинается! Я уже наслышалась про «в Японии»!.. Ты же англичанин, разве не так? Далась тебе эта Япония!
-А вот в Японии двери не обшарпанные. – упрямо повторил детектив.
Я почувствовала, что хочу засунуть ему в ухо анальную свечку.
-У нас тоже не обшарпанные. Не везде. – как можно спокойнее сообщила я, - просто такой район попался, вот подальше – там мдоооооо…. Золотые унитазы! – я снова толкнула дверь. Никакого шевеления.
-А нафиг? – не понял Л.
-А нефиг! – гордо ответила я, с ожесточением колошматя в дверь.
Л потянул ручку. Дверь открылась. Я почувствовала острую необходимость сказать что-то умное, но не успела.
Мы вошли в полутёмную комнатку, которая явно задумывалась как кухня. Формой она больше всего походила но гроб. В комнате помещалась плита, некогда бывшая белой, три табуретки и стол, покрытый куском линолеума, видимо, вырезанного из полового покрытия. На стенах на крючках висели грязные полотенца, поварёшки и прочая кухонная утварь. Посреди комнаты, увешанная кучей рваных передников, стояла бабуська в голубом ситцевом платочке. Её лицо показалось мне смутно знакомым, но где и когда я его видела, я так и не смогла вспомнить. Бабуська помахала поварёшкой, чтобы разогнать клубы дыма, висящие в комнате и кивнула нам. Л кивнул в ответ и почесал одну ногу другой. Гениальный жест.
Я прокашлялась.
-Кримов тут живёт?
Бабуська поправила платочек на голове.
-Помре он.
-Как? – воскликнула я, стараясь показать удивление. - совсем?
-Нет, капельку. – ехидно хмыкнула та, пожевав губами.
Я сделала страдальческое лицо.
-Вот вы шутите, а он был моим другом! Я к нему из…из Японии ехала!
Л открыл было рот для какого-то важного дела, но свершить его не успел.
-Был друг, да весь вышел, - как-то злорадно отозвалась бабка, помешивая суп. – А что там в Японии?
-Там двери необшарпанные! – отчеканила я.
-Поди ж ты, - удивилась обитательница кухни, - а ну как обшарпаются, тогда что?
Я задумалась. Надо признаться, меня саму интересовало – что делают японцы с обшарпанными дверями? Не выбрасывают же, в самом деле?
-Красят! – подсказал Л.
-Красят! – сообщила я.
-О-о. – глубокомысленно протянула старушенция, - какие трудолюбивые…Даже жалко этих японцев. А ну как землетрясение или еще что? Всё порушится, земля потрескается, машины потонут, небоскрёбы лежмя полягут…Помрут, как пить дать помрут.
Л стал похож на недавнего утопленника.
-А мы? – с энтузиазмом юного натуралиста спросила я, - а если у нас землетрясение?
-А чего? Потрясёт и перестанет. Да и какое землетрясение на болоте? – удивилась та. – Кстати, - её голос вдруг приобрёл какой-то странный оттенок, как будто помолодел и понаглел, - если вас интересуют обстоятельства смерти Кримова, можете пройти в конец коридора и поговорить с его соседями.
Л кивнул. По его глазам было видно, что он просёк все, что только можно и сделал все возможные выводы.
Мы вышли. Бабка подняла со стула засаленный мобильник и набрала номер.
Л ушёл вперед оп коридору, а я отстала и припала к двери ухом.
-Алло? Душенька, были двое.
-…
- Что? Да, двое.
- …
- Из Японии. Интересовались.
- …
- Детектив, говоришь?
- …
- Ну и что делать?
- …
- Да? Ну ладно.
Она положила трубку и потянулась до хруста в костях. Я была готова биться головой об Фудзияму. Голос этой старухи разительно переменился – теперь это был абсолютно молодой женский голос. И я была уверена, что слышала его раньше.
Я хотела во что бы то ни стало сказать это Л, похвастаться и вообще произвести впечатление человека полезного, но потом… Что-то меня удержало. Что-то непонятное. Сначала я решила, что это просто проделки того Л, который может управлять моими мыслями, но потом поняла, что это не так. Л хотел, чтобы мы закончили расследование поскорее - он наверняка бы заставил меня рассказать Л все детали, если уж ан то пошло. Нет, партизанскую позицию я приняла сама, осознанно. Если Л такой умный – пусть сам во всём разбирается. А я тоже буду собирать факты, самостоятельно. Воображение тут же услужливо нарисовало картину: Я нашла убийцу, заковала его в наручники, а рядом стоит смущённый Л и говорить: «Ну, ребята… Мы же вместе искали убийцу, просто Лиза оказалась проворней и наблюдательнее…» Мысль эта гладила меня по головке и вручала воображаемые шоколадки, но стоило мне посмотреть на непроницаемую рожу Л, как она тут же улетучилась и спасовала, хоть и продолжала сладко урчать что-то из космоса. Ну в самом деле, какого хрена?! Надо всё ему рассказать…
«Потом!» - сладко шепнул гаденький голосок, - «Когда он будет потерян и ударится в меланхолию. Ты спасёшь его самовлюблённую душонку, ну разве это не прекрасно!?»

Л толкнул дверь и я едва не задохнулась от удушающего запаха, преследовавшего меня в морге. Глаза моментально заслезились, нос зачесался, желудок скрутило и ладони вспотели. Я заранее знала, что долго так не продержусь, но старалась придать своей физиономии такое же философское и отстранённое выражение, как у Л и вообще осмотреться.
Мы очутились в первой половине комнаты, разделённой шкафом на две части. Вторая половина была завешена ситцевой занавесочкой, прикреплённой к шкафу. Там, куда попали мы, стоял диванчик, дешёвый, но чистенький, сервант с уймой старых парафиновых свечек (шесть из которых потухли, а семь догорали) и букетиком ивана-да-марьи в водочной стопке. Так же тут помещался стол с чёрной скатертью и бутылью водки, на котором стояла, перевязанная чёрной ленточкой, фотография человека с круглым серым, очень неприятным лицом, нечесаными волосами и затравленным взглядом.
За столом сидели четыре человека. Один, худой прыщавый юноша с засаленными, забранными в хвост волосами, в рваных на коленке спортивных штанах, нервно покачивал головой взад-вперёд и причмокивал толстыми, влажными губами. Второй, низенький, толстый, раскрасневшийся от выпитой водки дядька в старом пальто без подкладки, отчаянно сутулился и морщил лоб, отчего становился похожим на шарпея. Девушка, молодая, но смертельно бледная, с кое-как обстриженными серыми волосами, закутанная в засаленное чёрное платье, затягивалась тонкой сигаретой и мелко дрожала. Четвёртый человек одет был во всё чёрное, шляпа почти соприкасалась с воротником, отчего его лица вообще не было видно. На коленях у него имелся чемоданчик.
Л собрался что-то сказать, но вдруг всё остановилось.
Вообще всё.
Волосы Л снова поменяли цветовую гамму.
Хренов хамелеон.
Л уставился на человека с чемоданчиком.
Как на гуманоида, сплясавшего чечётку на крыше Кремля.
Я была в ошизе.
Хоть убей, не помню, что происходило в эту грешную секунду.
Почти не помню.
Только звонкий голос.
Никогда больше Л не говорил таким звонким голосом.
-В..Ватари?
А потом он упал в обморок.

Добавлено (23 Сен 2010, 13:53)
---------------------------------------------
Столько английских слов сразу я не слышала даже на уроке в английской школе. Ватари, который оказался потомком англосаксов, вскочил из-за стола, опрокинув стул и, причитая, бросился к лежащему телу. Смысл всей англобелиберды, произнесённой человеком, был примерно следующим: «Ой-ой-ой! Кажется, он вырубился». При этом субъект, которого Л назвал Ватари, бормотал минут десять кряду, садился рядом с ним и снова вскакивал, махал руками и очень по-стариковски охал. Шляпа, что неудивительно, упала, и я наконец рассмотрела его лицо – морщинистое, благородное, как у каких-нибудь английских лордов и наивно-взволнованное. Глаза у него блестели и, в отличие от глаз обычных старичков, не были мутными, а даже наоборот, чистыми и глубокими, хоть и маленькими. Его аккуратные седые усы испуганно топорщились, а брови постоянно двигались.
-Quick! Young lady, call a doctor, a doctor, we need a doctor… - забормотал он, приподнимая голову Л.
-I think we don’t. – Гордая за свой прекрасный акцент, ответила я, - It seems to me that he’s waking up. – У меня были только две пятёрки в четверти, в том числе и по английскому.
Л, действительно, приходил в себя. Он чихнул, как и тогда, когда я впервые обнаружила его на полу своей комнаты, нахмурился и вдруг резко сел, оттолкнувшись руками от пола. Его иссиня-чёрные глаза раскрылись и несколько минут обводили всех присутствующих, в том числе и соседей незадачливого уборщика фирмы «Малая Невка». Вдруг зрачки резко уменьшились, хотя на лице детектива не показалось ни следа удивления, волнения или чего-нибудь ещё. Он поджал к груди левую руку, а потом осторожно так, как будто боясь спугнуть наваждение, протянул её в сторону улыбающегося усатого лица, нависшего над ним.
-Вамми-сан, - тихо сказал он, странно улыбаясь. Усатый, тоже улыбаясь, обнял Рюзаки за плечи и так сильно прижал к себе, что мне показалось, что я слышу хруст хрящиков. Л, однако, судя по всему, был абсолютно счастлив и на такие мелочи, как хруст суставов, внимания не обратил. Тут я вспомнила, кто этот дядька – Л много рассказывал о Ватари и о том, как он скучает – Л упоминал, что ТАМ им не разрешали видеться, не называя причин. Впрочем, как я поняла, причин назвать было некому. Л не любил распространяться о загробной жизни, а я, несмотря на моё врождённое любопытство, почему-то очень не хотела его расспрашивать. Всё, что я поняла – он был где-то между небытием, адом и раем, в пространстве мучительного и вечного умирания. «Может, я до сих пор там умираю», - грустно говорил он мне, - «а это всё – больные галлюцинации». Я спешила уверить его, что всё не так и, кажется, у меня это получилось…
И вот теперь он, видимо, окончательно и бесповоротно понял, что жизнь не сон, потому что, умирая нельзя испытывать счастье, а именно этим он сейчас и занимался. Ватари держал его крепко и чуть не плакал от умиления.
-Watari, but… How did you get here? Someone used the Note? Near?
-It’s Mello, - улыбнулся Вами, - he is such a kind-hearted kid; he wanted me to surprise you.
- He successed after all. – улыбнулся Л, и вдруг перешёл на русский, - Ватари, это Лиза.
Люди за столом молчали, затаив дыхание. У меня снова закружилась голова от ужасного запаха, царящего в квартире.
-Ах, так это вы – та самая девочка, о которой Мелло прожужжал мне все уши? – очаровательно улыбнулся дядечка, нашаривая на полу шляпу и отряхивая его. Он говорил с сильным акцентом, но слов не коверкал. – У него просто рот не закрывался, я еле его успокоил… Такой взрывной молодой человек… - Ватари вздохнул и покачал головой, будто бы укоризненно, но я заметила улыбку, тщательно спрятанную в усы.
-Ох, ну да… - пробормотала я, - это я и есть. Л про вас очень много рассказывал. Он очень скучал.
-Правда? – англичанин просиял, - о, я всегда знал, что он никогда не забудет своего старину Ватари… - он сильнее прижал голову Л к себе и поцеловал его в темя. Л даже не сопротивлялся, наоборот, тоже прильнул к вами и что-то промурлыкал.
Я была в ауте. То есть я, конечно, понимала, что у Л должны быть близкие люди, но никак не могла себе представить, чтобы этот невозмутимый тип обнимался с кем-то с такой нежностью. Так маленький внучек жмётся к любимому дедушке, который подарил ему конфету. Л в роль любимого внучка не входил ни каким боком.
Скоро обнималово закончилось, и оба разом посмотрели сначала на меня, а потом на людей, которые, похоже, уже перестали понимать, что тут творится.
-Я как раз расспрашивал этих замечательных людей об их печально известном соседе, - начал Ватари, - они дали мне много полезной информации, мальчик мой. Я, собственно, ехал сюда, чтобы перехватить вас с Лизой, но вас долго не было, так что я пока побеседовал с товарищами. Только вот так и не смог понять, откуда этот ужасный запах. Все в один голос утверждают, что он с половины Аркадия, но никто не знает, откуда именно.
Л нахмурился, встал и подошёл к шторе. Рывком отодвинул её, ткань взметнулась, и в комнате завоняло пуще прежнего. Я зажала рот рукой, в глазах потемнело.
-По-моему, в комнате ещё один труп, - сказала я.
-не думаю, - равнодушно заметил Л. Чёрт, кажется, он снова стал собой! – А это что? – он вошёл в комнату, игнорируя запах и подошёл к дырявому красному полотну, висящему на стене. На полотне висели ножны от какого-то декоративного кинжала, вроде того, какими торгуют около Лицея. – Странно, такой бедный человек вряд ли мог позволить себе купить зачем-то декоративный кинжал. К тому же, такой дорогой. Это вам не какая-нибудь дешёвка, тут настоящие камни. И где он сам, почему ножны пустые?
-Аркаша сказал, нож спёрли, - сказала дама и залилась слезами.
-Без ножен? – у Л лоб полез на затылок, - а смысл? В ножнах дорогие камни. Не думаю, что какой-то бандит настолько туп, что украл оружие, не взяв такое сокровище. И опять же – откуда ЭТО взялось в квартире такого человека, как уборщик фирмы, пускай и преуспевающей?
-Это наградной, от его прапрадеда, - объяснил мужик в пальто. – по крайней мере, Аркадий сам так сказал.
-Ну, если Аркадий что-то сказал, это ещё ничего не значит, – пожал плечами Л. – слово мёртвого мало весит, верно?
Наступила неловкая тишина, но Л, нисколько не смущаясь, сел на корточки и принюхался. Я чуть не померла на месте. Я бы так точно не смогла. Голова у меня уже кружилась.
-Лиза, позвони Женеве и скажи, что нам срочно требуется помощь экспертов. Пусть помелет языковой мышцей и убедит коллег выслать нам бригаду. Мне плевать, как это у неё получится.
Ничёссе! Вот это я понимаю, подход… Сделай мне это, не важно как, но чтоб было сделано.
Я хотела набрать номер, но как только достала мобильник, тот сразу же зазвонил. Звонила как раз Женева.
-О, я как раз тебе собиралась.. – начала я и быстро выложила ей пожелания Л, правда, немного завуалированные вежливостью.
-Вы с Ватари уже встретились? – рассмеялась она в трубку, - такой обаятельный дедок… А ребят я, пожалуй, вызову. Не настоящую бригаду, конечно, а так, товарищей. Мы ведь хотим сохранить всё в тайне, так?
Я её не видела, но могла поклясться, что Женева подмигнула трубке.
-И ещё… - её голос вдруг стал неуверенным, - сегодня вечером за пирогом я вам кое-что расскажу. Я понимаю, надо было раньше, но…
-Как ты сказала - за пирогом?
-Всё, поки-поки!
Я ошарашено посмотрела на отрубившийся мобильник, но потом повернулась и пироги вылетели у меня из головы.
Л успел обнюхать помещение и понять, откуда идёт запах. Он, судя по всему, сочился из-под пола, потому что одну половицу они с Ватари уже благополучно выломали, и под ней обнаружилась наспех выдолбленная ниша.
В нише лежали две розовые лепёшки.
Это были многострадальные высосанные мозги.

-Мэтт, неси нашатырь.
-What?
-нашатырь.
-What da fuck is that na-sha-whatever?
-Matt, bring that little green bottle.
-Be right back.
-Hold her head.
-Carefully!
Я открыла глаза. Обморок – вещь неприятная, но как всё-таки хорошо проснуться у себя в кровати! Ухажёры, однако, не удосужились даже стащить с меня сапоги, не говоря уже о мокром плаще.
Первое, что я увидела, была философски нахальная морда какого-то рыжего субъекта.

И не надо к нам во множественном числе, у нас пока что еще нет раздвоения личности )